Зачарованный грот - стр. 2
Вряд ли эту Ветыгу можно было назвать посёлком. Да и на деревню она не тянула, поскольку представляла собой полуживое пятно на краю болота, состоящее из пяти домов, два из которых и вовсе много лет, судя по виду, пустовали. На окнах не было стёкол, в ржавых крышах зияли дыры, заборы чёрным веером клонились к земле, обнажая взъерошенные кусты сирени.
Одним из попутчиков оказался хозяин крайнего от автобусной остановки дома. Звали его Филиппыч. Пока шли по размытой в кашу тропе до околицы, он вкратце объяснил Артёму его плачевное положение.
– Я тут, почитай, сорок годов живу. Застал ещё те времена, когда дворов в деревне насчитывалось двенадцать. Да. Ферма своя имелась, поле колхозное. Многие пчёл держали. Ну и так, по мелочи что: куры там, гуси, индюки, знаешь. Ага. Сейчас только у Федуловой две козы.
– А вы Потапова знаете? – спросил Артём.
– Потапа-то? Ну а как же. Дом у него аккурат возле болота. Да не то чтобы дом. Так, домишко, того и гляди рухнет. Стар уж Потап-то. На пять годков старше меня будет. А мне в августе, почитай, семьдесят пять. А зачем Потап-то тебе? Родственник ты ему?
– Да нет. Он говорит, что девочку на кладбище видел. А мы эту девочку как раз ищем. Потерялась она. Слышали чего о таком?
Филиппыч остановился. Нахмурился. Покачал головой.
– Что-то не так? – спросил Артём.
– Стало быть, – снова заговорил дед, – ты из милицейских что ль будешь?
– Из них.
– Девочку я сам-то не видел. А коли Потап сказал, у него и осведомляйся. А в звании-то ты кто будешь?
– Младший лейтенант.
– Понятно. Ну, я и пришёл. Вот хата моя. А сам-то ты городской?
– Нет. Из Питера я. Трое суток в поезде.
– Мать моя. Из са́мого Ленинграда. А ночевать-то где думаешь? В городе?
– Да не сподручно мне каждый день мотаться туда-сюда. Думал, здесь где-нибудь перекантовать. Или не вариант?
Филиппыч пристально всмотрелся в лицо Артёма. Подумал о чём-то своём и сказал:
– Если задержишься, можешь переночевать у меня. Парень ты, вижу, правильный. А я один живу, мне не жалко.
– Спасибо.
– Да не на чем, – мотнул головой дед. – Давай ладом.
Филиппыч козырнул, ещё раз помотал головой и повернул в сторону своего дома.
Дождь наконец прекратился. Сквозь рваные тучи временами стало выглядывать солнце. Разбухшая от влаги земля парила от его жара, и создавалось впечатление, будто Артём шёл по тлеющему мокрым углём полю.
***
Дом Арсения Михайловича, которого Филиппыч называл по-свойски Потапом, и в самом деле больше походил на большую собачью будку: деланный-переделанный, с одним единственным окном, наполовину заколоченным железным листом, он почти разламывался напополам по одному из углов. В зимнюю стужу, подумал Артём, Арсению Михайловичу приходится, пожалуй, несладко.