Забытый мир - стр. 28
"Я женат на море и храню ему верность", – однажды совершено серьёзно заявил Синдбад. Кажется, они тогда обсуждали прелести какой-то принцессы, которая однажды тайком прокралась на их корабль с каким-то важным делом к самому владельцу судна. Впрочем, Кэвин был уверен, что это – не принцесса, а одна из жён шаха. Или просто рабыня, лишь разодетая в пух и прах.
Тогда же он, подливая собутыльнику ещё рома, с насмешкой заметил, что потому-то Синдбад и не связывает себя узами брака, что на каждой остановке в порту, наслушавшись легенд о его приключениях и подвигах, на корабль незаметно пробираются самые разные женщины. Некоторым даже приходится стоять в очереди!
И ему тоже иногда перепадало счастье остаться с одной из таких прелестниц наедине. Благо, что Синдбад давно предоставил ему отдельную каюту. Пусть крошечную, даже меньше его комнаты в селении, но его собственную!
С женщинами он давно научился обращаться. Это было несложно, так как моряки всегда находили злачные места, где можно как следует разгуляться: с выпивкой и доступными женщинами.
– Ах ты, бешеный демон! – с этими словами Сизиф крепко обнял его длинными руками с широкими ладонями. Нескладно нелепый, с широкой улыбкой, которая не делала его удлинённое лицо с маленькими глазками краше, он не был ни обаятельным, ни милым. И, возможно, поэтому Кэвин с ним и общался, так как ему было просто его жаль.
Они прошли до каменного с деревянными элементами дома, которым Сизиф явно очень сильно гордился.
– Вот и я женился, – он улыбнулся, открывая перед ним двери. – Когда-нибудь и ты… – добавил он фразу, которой подкалывали Кэвина матросы и юнги, да и сам Синдбад любил сказать тоже самое, хитро прищурившись. Однако осёкся, словно осознал, что перед ним давно уже не юноша.
– Да-да, когда-нибудь и меня не минует чаша сия, – он хлопнул его по плечу и вошёл за ним следом в дом, где пахло сыростью и царила полутьма. – И как тебе в твоём родном гнезде на Итаке? Уже не мечтаешь встретить самую настоящую птицу Рухх в очередном плавании? – усмехнувшись, поинтересовался Кэвин, изо всех сил стараясь казаться дружелюбным.
Не то, чтобы ему было хоть какое-то дело до парнишки.
– Как тебе сказать… – Сизиф побледнел. Он редко краснел, обычно кровь откатывалась от щёки, будто волны от прибрежных скал. – Понимаешь, Шахрияр…
Кэвин поморщился, так как не любил, когда вспоминали его второе имя, которое вызывало на языке терпкое чувство вины. Будто он съел что-то протухшее. И он сразу вспоминал и тот караван, который почти целиком невольно обрёк на смерть, пусть и не сам, а из-за пагубных чар его матери. И цепочкой, каждое звено которой было тёмным и ржавым, сразу вспоминались и приёмные родители (скорее всего, уже давно покойные), его приятели, с которыми он провёл так много беззаботных дней. И селение. И родная мать-убийца, отвергшая его.