За стеной сна - стр. 19

– И что он тебе говорил? – не удержался от вопроса Сергей Михайлович, задетый ревностью к залётному инопланетянину.

– Он только дотронулся до меня, и мне передалось состояние невесомости. Ведь такого не бывает во сне! Он провёл меня по лёгкому воздушному трапу на корабль и сказал, что в нём мне будет очень хорошо. Потом мы летали, а вокруг сиял мерцающими огнями сплошной звёздный хоровод… Путешествие по Млечному Пути, какое это наслаждение, мама!

«Ну ладно, со Светкой всё понятно, – размышлял Сергей, – но я-то со своими кудряшками как оказался в роли инопланетянина на ихнем корабле? Ба! Да ведь все мы – земные оболочки! Ольга, как всегда, права… Наши нематериальные мысли и души, покидающие тела, улетают в ноосферу Вернадского, пополняя её новыми сгустками разума. Светка же потянулась в вечность раньше своего часа».

Тем временем разволновавшаяся мамаша, директор детского сада, убеждала дочь в сновиденческой природе приключившейся истории, что такое бывает, когда молодые люди растут, но с годами проходит. Удалось ли Ольге Степановне развеять у своенравной дочери навязчивое наваждение или та сохранила в душе веру в подлинность встречи с внеземной цивилизацией? Если да, то памятный ночной инцидент можно отнести к разряду курьёзов, случающихся с каждым из нас на непредсказуемом жизненном пути. Но если нет, то куда заведёт романтичную Светлану зародившаяся вера в существование параллельных миров?

Творчество – это прежде всего эмоция.

А. Бергсон

Тофалария – недоступный край сокровенных красот, край горной тайги, существующий испокон веков и до наших дней сам по себе, вне цивилизации. Тофы, представляющие собой крохотную местную народность, в прошлом кочевники, именовавшиеся карагасами, что в переводе означало «чёрные гуси», поклонялись шаманству, но со временем во многом утратили родной язык и самобытность, сохранив, однако, извечное слияние с природным естеством. Добраться до того естества возможно только вертолётом.

Николай Челноков, молодой живописец, на творческую поездку в страну тофов возлагал немалые надежды. Где ещё найти такие ландшафты, завораживающие и загадочные? В условиях полного бездорожья он в составе группы геологов конным ходом добрался от посёлка Алыгжер до верховьев Уды, в месте впадения в неё другой горной речки Нерхи, неширокой, но с характером. На её крутых поворотах сталкивались быстрые потоки встречных волн, дыбились плотной клокочущей стеной и тяжело оседали, смыкаясь с тёмными водоворотами. Редкая нога человека ступала по тем берегам.

Разместились в зимовье, что приютилось у подножия Удинского хребта, и участники экспедиции, освоившись на стойбище, занялись своими делами: геологи – бесконечными изысканиями минералов, кони, привыкшие к самообслуживанию, подались на подножный корм, а Николай присматривался к местности в поисках броских уголков природы для рисования с натуры. А выбор был такой, что глаза разбегались. Вдоль Уды раскинулись, все под таёжным покровом, пологие холмы. За ними высились мраморные вершины заснеженных скалистых гольцов. Ранней осенью Восточный Саян открывался художнику во всём великолепии буйных красок. Склоны одного берега притягивали сочной зеленью пушистого кедрача, а на другом глаза слепила прозрачная позолота лиственничной бахромы. На стыках холмов, не сообразуясь с законами земного притяжения, во все стороны растекались ручьи и ручейки, мелкие и покрупнее, весёлые и говорливые. Погода менялась быстро. Только-только радовал погожий день, как с севера по речной долине уже нависали низкие свинцовые тучи, заполняя пространство, которое вдруг обращалось в таинственную облачность, оставляя человека наедине с собой, одиноким и потерянным в белой туманной мгле.