За скипетр и корону - стр. 88

Секундант его, однополчанин, подошел и подал пистолет.

– Еще есть время, – заметил он, – сказать слова извинения, и все будет кончено миром.

– Ты знаешь, что я всегда отвечаю за свои слова и поступки, – отвечал Штилов. – Отступить теперь значило бы уронить себя и прослыть трусом. Впрочем, не беспокойся, я ручаюсь, что из-за меня несчастья не будет.

Он взял пистолет. Секундант отошел.

Противники отсалютовали друг другу оружием.

Граф был свеж, бодр и без всякого следа волнения.

Ему принадлежали первый выстрел и право подойти к барьеру.

Он не сделал ни шагу, поднял пистолет, прицелился и выстрелил.

С головы лейтенанта Штилова слетело кепи – пуля коснулась его верхнего края.

Лейтенант поднял пистолет, прицелился, но слишком высоко, как заметили секунданты. Выстрел раздался, и пуля пролетела на два фута над головой противника.

– Граф, – сказал лейтенант со спокойной вежливостью, – долг чести и обычая исполнен, прошу вас извинить слова, высказанные мною вчера.

Граф быстро подошел, и из глаз его сверкнул луч живого удовольствия. Он в эту минуту походил на учителя, довольного поступком ученика.

Он подал Штилову руку.

– Ни слова больше об этом, – сказал он задушевно.

– Однако, граф, я попросил бы у вас еще пару слов, и наедине.

Граф поклонился, и оба отошли в сторону.

– Граф, – начал лейтенант с легкой дрожью в голосе, – то, что я вам скажу, о чем я вас буду просить, может показаться вам странным. Тем не менее я надеюсь, что вы отнесетесь к моему вопросу именно так, как бы мне хотелось. До обмена пулями он был бы новым оскорблением, теперь я могу его поставить как честный человек честному человеку.

Граф внимательно посмотрел на него.

– Какие у вас отношения с этой дамой? – спросил Штилов. – Вы в праве вовсе мне не отвечать, но если ответите, то окажете мне большое одолжение, которого я никогда не забуду, – прибавил он с жаром.

Граф подумал с минуту, пристально глядя прямо в глаза молодому офицеру.

– Я вам отвечу, – сказал он немного погодя, вынул изящный портфель из кармана сюртука, достал из него письмо и передал Штилову.

Тот пробежал его глазами, полусострадательная, полупрезрительная усмешка заиграла на его губах. Темные глаза графа смотрели на него с участием.

– Еще просьба, – прибавил Штилов, – оправдываемая только совершенно исключительным положением, в котором я нахожусь.

Граф поклонился.

– Дайте мне это письмо. Честное слово, оно останется у меня в руках не дольше часа и что никто его не увидит, кроме той женщины! – сказал Штилов.

– Хорошо, пусть это послужит доказательством моего безусловного к вам доверия.