За пределы атмосферы - стр. 75
Хотя бы одно хорошее дело сделано. «Начать наступивший год с хорошего дела, – подумал Амелин, – если бы приметы всегда сбывались, а особенно добрые приметы!» Девчушка, разбуженная слишком резко, сидела на коленях у матери и хлопала серыми, почти как у матери, растерянно и радостно светящимися глазами. Может быть, мамаша поможет как-то продвинуть расследование гнусной истории с миллионом – или больше – тонн гексогена, чуть не тысячей погибших и прочее сопутствующее.
– С тридцатого на тридцать первое, – уверенно сказала невысокая, округлая тетенька с лицом, похожим на блин, с почти что тремя подбородками.
– И сколько было человек?
– Двадцать семь.
– А записи какие-нибудь, истории болезни, велись?
– Ну вот, журнал есть, смотрите.
Михаил Степанович полистал журнал, представляющий собой самую обыкновенную амбарную книгу – толстокорый синий переплет, жирно разграфленные листы. Несколько однотипных записей, одна дата – тридцатое декабря. Жалобы на колющую боль – эта фраза повторялась во всех них. Но их же не двадцать семь, даже на глаз.
– Тут не двадцать семь записей. Только одиннадцать.
– По телефону еще были.
Покосился на этот самый телефон. Старенький, зеленый, дисковый. Как будто за последние десять, да что десять – все двадцать лет ничто не изменилось. Он в школу бегал, а эта розовая герань, наверное, так же цвела на окошке. Этот же шкаф стоял, с медицинским имуществом, эта же вешалка – стержень на трех ножках, сверху крючья для одежды. Этот же стол, покрытый клеенкой в голубую клетку. Самовара только не хватает. В таких местах люди не очень пунктуально ведут документацию – полагаются на неформальное «все всех знают». Представителя областного санэпидуправления, за которого он себя выдавал, такая картина радовать, конечно, не может, можно разразиться гневной речью, но у него другая задача. Фельдшер Опарина знает весь поселок, знает, кто с какими хворями сюда ходит, знает семьи своих больных: кто у кого женился, родился, поступил учиться и прочее.
– Вот вам лист бумаги – напишите, пожалуйста, фамилии тех, кто к вам обратился тридцатого по телефону и не вписан в книгу.
Пишет. Бегло, без заминок. Дождался, пока дописала до конца. Фамилии Худякова нет ни на листе, ни в книге.
– А что это вы Худякову упустили?
Посмотрела пристально. Глаза, карие с прозеленью, сделались занозистыми.
– Не обращалась Худякова.
– У меня другие сведения, – сказал Амелин с нажимом.
– Не знаю, от кого такие. Не обращалась.
– От райотдела милиции. Почему такое несовпадение? Есть что скрывать?
– У-у, какой вы сердитый, Михаил Степаныч! Вот возьму и обижусь. Ну были у нее дела с милицией. Так она перед ними ничем не виноватая, это ее какая-то нечисть унесла, а потом принесла. Уж без вас затрепали-затаскали девчонку. А так нечего тут Худяковой делать. В космос разве что медосмотр проходить. Ну, так это не у меня, там аппаратура.