Южное Солнце-7. Да удвоится и утроится всё прекрасное - стр. 11

Безусловно, Цветаева была сражена сверхъестественной, звериной интуицией Вишняка, предложившего ей переводить любимого автора – Генриха Гейне «Флорентийские ночи». Для Марины Гейне был «ближе, чем брат». Неслучайная случайность? Генрих Гейне четверть века прожил во Франции, Цветаева – 14 лет, т. е. две семёрки. Оба – эмигранты с драматической судьбой, оба придерживались диеты одиночества. Последними словами немецкого поэта были: «Цветы, цветы! Как прекрасна природа!». Уже стало традицией, что каждый год, в день смерти Генриха Гейне появляется букет любимых фиалок на его могиле. Кто их приносит? Неизвестно, но теперь понятна фиалковая привязанность Цветаевой. Наверное, она приходила к нему, видела этот памятник с неизменными поэтическими атрибутами – лирой, лавровым венком и бабочками, символизирующими души. Возможно, здесь она вспоминала его поэмы-песни. «Из своих больших печалей, я создал маленькие поэмы», – как это близко и понятно ей.

За два года до своей кончины, Гейне с женой последний раз меняют квартиру и переезжают на авеню Матиньон в дом № 3. Поэт был «беспросветно остроумен» и заметил, что французы, в полном смысле этого слова, носят его на руках. Гейне был прикован к постели болезнью спинного мозга – и сиделки выносили его на балкон подышать воздухом и понаблюдать за жизнью Елисейских полей, которая в те времена была такой же пёстрой и шумной, как и сегодня. На доме, где он жил – мемориальная доска, висящая так высоко, что у всех, кто хотел бы её прочесть, невольно слетают шляпы, обнажая головы в память поэта. Марина Цветаева ещё не знала, что будет жить в Париже, стоять у его дома и вспоминать «Флорентийские ночи», и совсем не подозревала, что так озаглавят и её письма любви, написанные в Берлине Вишняку.

После ухода Марины, так мало слов на земле, они уже все были произнесены ею. Нам остаётся только повторять их. Её слова «ладони», мои, несказанные – веер. Не удивляйтесь, веер-tessen был оружием дворянского военного сословия самураев, вплоть до середины XIX века. Веера были стальными, с острыми, как лезвие краями. В бою tessen нейтрализовал противника, элегантно выводил его «из игры». Вот так и мне хочется раскрыть острый веер слов, который бы защитил многострадальную Марину Цветаеву.

Моё противление грусти не может остановить раскачавшийся маятник памяти, выхвативший из бездны времени трагический август 1921 года: преждевременную смерть Александра Блока и расстрел Николая Гумилева. Где похоронен Гумилёв, автор «Поэмы начала», где покоится Цветаева, автор «Поэмы конца» – неизвестно. Сколько их пало в братскую могилу России? Преодолевая страх смерти, они принесли себя в жертву, удерживая высокое проявление человеческого духа – свободную поэзию. Гумилёв мечтал «поднять поэзию до уровня религиозного культа» – и Цветаевой это удалось в неразменном смысле этого слова.