Йомсвикинг - стр. 62
Раз уж Хуттыш заговорил, то и Грим не хотел отставать. Белобородый поднялся и заявил, что и он слыхивал об Олаве Вороньей Кости, но то были недобрые слова. О нем рассказывали даны, заходившие в гавань. Они называли его подлым морским разбойником.
Мореход пронзил Грима гневным взглядом, а тот подбоченился и наморщил нос, будто принюхивался к чужаку. Мгновение они стояли, сверля друг друга взглядами, но тут кто-то поднял кружку и провозгласил здравницу.
После того, как все выпили, о претенденте на престол больше не говорилось. Хоть островитяне и считали себя по-прежнему норвежцами, они не собирались кланяться конунгам. Их предкам уже пришлось покинуть страну из-за одного властолюбца, а память о жестокостях Харальда Прекрасноволосого была по-прежнему свежа, ведь люди рассказывали своим детям истории, а те пересказывали своим.
Некоторое время все пили. Но вот Грим вновь поднялся, и теперь мне стала понятна вторая причина, по которой он взял меня с собой.
– Вот Торстейн, о котором вы слышали, – сказал он, опустив ладонь мне на плечо. – Он – мой корабел.
Теперь все глаза обратились на меня. Многие кивнули, некоторые приветствовали меня, подняв кружки. Грим добавил, что сейчас я загружен работой, но если кому-то перед осенним ловом понадобится помощь умельца, им следует идти в Гримсгард.
Вновь люди вокруг костра закивали и пробормотали что-то утвердительное. Мореход в плаще наклонил голову набок: казалось, он изучает меня. Хуттыш подался вперед и сплюнул в огонь.
– Никакой он не твой корабел, – сказал он, кинув хмурый взгляд на Грима. – Или ты считаешь его своим рабом?
На это Грим смолчал, думаю, он слишком разозлился, чтобы найтись с ответом. Вместо этого ему быстро сунули в руки рог с пивом, и все, мужчины и женщины, вновь подняли здравницу.
Белобородый старик пил и, пожалуй, начал пьянеть, я заметил, что он немного осоловел и стал на удивление молчалив. Мне тоже поднесли пива, и хоть я прихлебывал с осторожностью, вскоре почувствовал хмель. Это пиво было того рода, которое варят островитяне из двухрядного ячменя, что зреет на залитых солнцем полях на юге Англии, напиток, сразу ударявший в голову, а затем в промежность. Но воздействие было очень разным: мысли в голове ворочались неохотно и медленно, но ниже пояса все было иначе. Не один островитянин был зачат во хмелю, как бы часто священники ни наведывались сюда и ни рассказывали, как должен вести себя человек, чтобы угодить Белому Христу и его отцу. Древние боги еще не ушли с островов, а их повадки были иными: никто из них не воротил носа от кружки пива или от женщины.