Йомсвикинг - стр. 56

Сигрид была еще скорее ребенком, чем девушкой. Плоскогрудая и тоненькая, но очень высокая, как росток, тянущийся к небу и не выбрасывающий побеги вширь. Стройную фигурку венчали пышные рыжие волосы, которые будто вели собственную жизнь. Они взвивались под самым легким дуновением ветра и, похоже, недолюбливали шапки и капюшоны, Сигрид стягивала их, стоило только матери отвернуться. В усадьбе Сигрид отвечала за то, чтобы овцы не забредали в скалы, так что ее нередко можно было найти на берегу, она волокла упрямую скотину на берег, по колено в приливной волне. Передвигалась она бегом и казалась такой легкой, что мне казалось, ее скоро подхватит порыв ветра и унесет в небо. В доме она была тихой, говорила мало – этим мы тоже походили друг на друга. Смазывая мою рану, она едва осмеливалась поднять на меня глаза. Наверное, в те мгновения мы представляли собой странное зрелище, и домочадцы часто посмеивались над нами.

Я все еще помню запах ее пышных волос, когда она наклонялась над моей ногой. Сначала он напоминал о ветре и море, каменистых пустошах, болотных бочагах и водорослях, но под этими запахами крылось что-то еще, близкое и теплое. Этот запах пьянил меня слаще меда. Запах и прикосновения ее пальцев к коже… От них моя боль тут же стихала. Но вскоре я узнал, что нога моя никогда не излечится до конца. Топор раздробил мышцы до самой кости, и эта нога навсегда осталась слабее второй. Я так и не избавился от хромоты.

Кроме Грима с женами и детьми, в усадьбе было еще трое обитателей: жены Хакона и Харека, они были сестрами родом из приграничных земель к северу от Нортумбрии. По вечерам они чаще всего сидели за ткацким станком, пряли шерсть или вязали иглами и переговаривались на своем языке, который не понимал ни я, ни кто-нибудь другой в этом доме. Как я понял, они появились в этом доме совсем недавно и понести еще не успели. Третьим был Гард, дальний родственник Грима, в молодости он был большим пьянчугой, попал в должники к оркнейскому ярлу и лишился и дома, и скота. Говорили, что, если бы Грим не взял его в услужение, он бы умер с голоду. К тому времени Гард был уже взрослым мужчиной, но жил один, его жена бросила его и уехала на материк.

Пару недель мне дали отдохнуть. Рана заживала, и боль перестала меня мучать. Едой и питьем меня потчевали вдоволь, а Грим поведал мне историю, как его предки бежали от Харальда Прекрасноволосого и едва выжили в ужасном зимнем шторме на море. Мы с Фенриром отъелись и отдохнули, и однажды Грим вывел меня на пустоши за домом. Теперь, когда я уже выздоровел благодаря его заботам, может быть, я посмотрю, нельзя ли починить его лодку? Инструменты есть, а на конюшне лежат несколько бревен, привезенных им с материка. Если я приведу в порядок его старый кнорр, он позаботится о том, чтобы и другие семьи на острове об этом узнали. У них водится серебро, ведь они продают тюленьи шкуры торговцам с кораблей, иногда заходивших на остров, так что за оплатой дело не станет. Но сперва ему надо кое-что узнать. Тут Грим ухватил меня за плечо. Ладонь была тяжелой, серо-голубые глаза удержали мой взгляд. То, что я бежал из рабства, они поняли уже в первый день, и никто об этом ни словом не обмолвился. Но Гриму надо знать, не убил ли я кого, когда убегал? Под его взглядом я не смог солгать и утвердительно кивнул. Грим тяжело вздохнул, между бровями прорезалась глубокая морщина. Тогда он спросил, не упоминал ли я кому-нибудь, куда собираюсь бежать? Может, кто-нибудь следует за мной, чтобы отомстить? Я помотал головой. Никто. Он может быть уверен, там, откуда я сбежал, живых не осталось. И я никак не мог рассказать кому-нибудь, куда лежит мой путь, ведь я и сам этого не знал. Я просто плыл на запад. Конечно, я надеялся найти своего брата, но не сказал об этом ни Гриму, ни кому другому. И, по правде говоря, мне казалось, что с моей стороны было бы сумасшествием уплывать отсюда в ближайшее время. У меня есть крыша над головой, я свободен. Лучше пожить здесь.