Йомсвикинг - стр. 20

– Торстейн, – сказал он. – Так тебя называют?

Я кивнул.

– Что Хальвдан, он дома?

Я вновь кивнул.

– Подойди-ка, раб. Подержи мою лошадь.

Я повиновался. Свейн откинул капюшон и зашел.

Я остался стоять во дворе. Двое в хижине тихо переговаривались, но кое-что я все же услышал. Они говорили о хёвдинге, похоже, с ним что-то случилось. Я побоялся подобраться поближе, это касалось взрослых свободных мужей. Иногда Хальвдан заходился кашлем. Кашель усилился, казалось, он свил гнездо в его груди.

Через некоторое время Свейн вышел. Он прикрыл дверь, покосившуюся от непогоды, и тяжело вздохнул. Затем подошел к своему коню, вытащил из седельной сумки небольшую палку, конец которой был обернут берестой и пропитан смолой.

– Пойди сунь его в угли, – сказал он, протягивая мне ее.

Я повиновался, раздул угли в очаге и ткнул в них факелом. Тот мгновенно загорелся.

Когда я вышел, Свейн уже сидел в седле.

– Беги вперед, раб. Посвети мне.

Снег еще был неглубоким, не выше ладони, так что я легко побежал по скованной морозом земле. Я боялся остановиться, чувствуя, что дело спешное. Свейн держался прямо за мной и время от времени окликал меня, чтобы я был внимательнее – то ветка торчала слишком низко, то под ногами оказывалась кочка или рытвина, будто я сам этого не видел. Теперь уже я хорошо знал этот лес, а тропинкой ко двору хёвдинга ходил много раз. Но мне по-прежнему было невдомёк, что это за спешка посреди ночи.

Когда мы добрались до пашен у усадьбы, нас встретили братья Свейна. Они стояли с горящими факелами и быстро провели нас мимо конюшни и свинарника во двор, к палатам, где, как я знал, проживал Харальд Рыжий. По дороге Свейн сообщил братьям, что Корабел заболел и послал вместо себя раба.

Дом хёвдинга возвышался прямо посредине двора. У двери сторожили двое с факелами. Дом терялся в темноте, но я уже бывал здесь и помнил, какое впечатление произвели на меня просторные палаты – таких огромных я никогда не видывал. Крыша была похожа на корпус огромного корабля, перевернутого и водруженного на стены из досок. Опорой для стен служили несколько толстых столбов, они чем-то напоминали весла, поднятые из воды и вкопанные в землю.

Я узнал сторожей у входа. Один из них был Кальв, тоже сын хёвдинга. Второй – человек с очень странным говором. Когда-то он был рабом хёвдинга, но тот освободил его много лет назад. Поэтому я всегда считал Харальда Рыжего хорошим человеком.

Внутри было тепло и пахло дымом костра. Земляной пол был хорошо утоптан и сух, к балкам, подпиравшим крышу, крепились факелы. Вдоль стен шли скамьи, такие широкие, что на них можно было спать головой к стене и ногами к очагу, представлявшему собой продолговатую яму, заполненную горящими углями, вокруг которой лежали горшки и вертела. Харальд Рыжий сидел на почетном месте по другую сторону от очага, облаченный в синий плащ и верхнюю тунику, вышитую золотом, он смотрел на горящие угли и едва обратил на нас внимание.