Йеллоуфейс - стр. 25
Мы вырезаем тысячи слов ненужной предыстории. В своих книгах Афина тяготеет к ризоматике[9]: может возвращаться на два десятка лет назад, чтобы исследовать детство персонажа; витает среди пейзажей китайской глубинки на протяжении пространных, не связанных между собою глав; вводит персонажей, подчас не имеющих четкого отношения к сюжету, а затем до конца романа о них забывает. Понятно, что так она пытается придавать своим персонажам фактурности, показывая, откуда они пришли и что их окружает, но явно перебарщивает. Все это отвлекает от основного сюжета. Чтение должно быть приятным, а не нудным.
Язык мы смягчаем. Убираем всякие «узкоглазые» и «желтопузые». «Наверное, ты хотела добиться усиления эффекта, – пишет в комментах Даниэла, – но в наши дни в таком дискриминирующем языке нет необходимости. Зачем провоцировать читателя?»
Смягчаем и некоторых белых персонажей. Не сказать чтобы радикально. Оригинальный текст Афины до неприличия предвзят; французские и британские солдаты здесь просто карикатурные расисты. Я понимаю, этим она пытается подчеркнуть дискриминацию внутри Союзного фронта, но некоторые сцены настолько шаблонны, что кажутся недостоверными. Читатель просто теряет связь с повествованием. И вот мы заменяем одного из белых нападающих персонажем-китайцем, а одного из самых заметных китайских рабочих – сочувствующим белым фермером. Это добавляет тексту сложности, гуманизма, что Афина из-за чрезмерной близости к проекту могла проглядеть.
В первоначальном варианте несколько рабочих доведены до самоубийства жестоким обращением со стороны британцев, при этом один вешается в капитанском блиндаже. Капитан, обнаружив тело, через переводчика говорит остальным рабочим, чтобы вешались у себя в землянках, если необходимо: «Нечего загаживать наши!» Вся эта сцена, по-видимому, взята непосредственно из архивных источников – в рукописи Афины есть пометка на полях: «ВЫНЕСТИ В СНОСКУ, ЧТО ЭТО НЕ ОТСЕБЯТИНА. БРРР!»
Сцена, безусловно, мощная; читая ее в первый раз, я ощутила приступ ужаса. Однако Даниэла считает, что это чересчур. «Понятно, что они неотесанные солдафоны, но совсем уж чернуха, – комментирует она. – Уберем, чтоб не сбивать темп?»
Самое крупное изменение, которое мы вносим, относится к последней трети книги.
«Здесь сюжет явно буксует, – пишет Даниэла. – Нужен ли нам этот контекст про Версальский договор? Кажется неуместным: мы же не на китайской геополитике фокусируемся?»
Конец черновика у Афины невыносимо ханжеский. Здесь увлекательные личные истории остаются позади, а на голову читателю высыпается ворох фактов о том, как китайские рабочие оказываются обездолены и забыты. Погибших в бою китайцев запрещено было хоронить рядом с европейскими солдатами. Прав на военные награды они не имели, потому что официально в боевых действиях не участвовали. Но более всего Афину возмущало то, что китайское правительство по итогам войны оказалось бессовестно обмануто: согласно Версальскому договору территория Шаньдуна отошла от Германии к Японии.