Янки из Коннектикута при дворе короля Артура - стр. 27

– Снимите с него оковы и освободите его! Теперь все воздавайте ему почести, высокие и низкие, богатые и бедные, ибо он стал правой рукой короля, облечён сказочной властью, и его место на самой высокой ступени трона! А теперь прогони эту подкрадывающуюся ночь и верни мне свет и радость, чтобы весь мир благословил тебя!

Но я сказал:

– То, что простой человек был опозорен перед всем миром, – это ерунда; но для короля было бы бесчестием, если бы кто-нибудь, увидев своего министра обнажённым, не избавил его от позора. Если я могу попросить, чтобы мне снова принесли мою одежду…

– Он достоин лучшей одежды! – вмешался король, – Принеси что-нибудь другое; оденьте его, как принца!

Моя идея сработала. Я хотел, чтобы всё оставалось как есть, пока не наступит полное затмение, иначе они снова попытались бы заставить меня прогнать тьму, а я, конечно, не смог бы этого сделать. Отправка за одеждой немного задержалась, но этого времени было явно недостаточно. Так что мне пришлось придумать ещё одно оправдание этого промедления. Я сказал, что было бы вполне естественно, если бы король изменил своё мнение и в какой-то степени раскаялся в том, что он сделал в состоянии аффекта; поэтому я бы позволил тьме рассеяться на некоторое время, и если по истечении разумного срока король не изменит своего мнения, то тьма должна рассеяться. Ни король, ни кто-либо другой не были удовлетворены таким решением, но я должен был настоять на своем. Становилось всё темнее и темнее, пока я сражался с этой неудобной одеждой шестого века. Наконец наступила кромешная тьма, и толпа застонала от ужаса, почувствовав, как по залу проносится холодный, сверхъестественный ночной ветерок, и увидев, как на небе появляются и мерцают звёзды. Наконец затмение стало полным, и я был очень рад этому, но все остальные были в отчаянии, что было вполне естественно.

Я сказал:

– Король, судя по его молчанию, по-прежнему придерживается признанных условий! Его обещание будет свято исполнено!

Затем я возлел руки к небесам и, постояв так мгновение, произнёс с ужасающей торжественностью:

– Пусть чары рассеются и пройдут и сгинут навек без вреда для всех!

Какое-то мгновение в этой глубокой темноте и кладбищенской тишине не было слышно ни звука. Но когда мгновение или два спустя из-за горизонта показался серебряный ободок Солнца, собравшиеся разразились громкими криками и хлынули вниз, словно потоп, чтобы осыпать меня благословениями и благодарностью, и, конечно, Кларенс был не последним из них.

Поскольку теперь я был вторым лицом в Королевстве, в том, что касалось политической власти, от меня зависело многое. Моя одежда была из лучшего шёлка, бархата и золотой парчи и, как следствие, была более чем эффектна, но в то же время не было ничего неудобнее этих вериг. Но привычка скоро примирила меня с моей одеждой, я это знал, что нет ничего такого, к чему человек не способен притерпеться. В замке мне отвели самые лучшие апартаменты после королевских. Они были украшены шёлковыми драпировками цыганских расцветок, но на каменных полах вместо ковров не было ничего, кроме тростника, и к тому же эти тростниковые циновки производили ужасное впечатление, поскольку не все были одной породы. Что касается удобств, то, собственно говоря, их здесь не было вовсе. Я имею в виду небольшие удобства; именно маленькие удобства создают настоящий комфорт в жизни. Большие дубовые кресла, украшенные грубой резьбой, были достаточно хороши, но на этом всё и заканчивалось. Не было ни мыла, ни спичек, ни зеркал – только, простите, одно металлическое зеркало, размером с ведро воды. И ни одного хромированного предмета. Я уже много лет привык к хромосомам и теперь увидел, что, сам того не подозревая, страсть к искусству проникла в мою душу и стала частью меня самого. Я затосковал по дому, глядя на это гордое и безвкусное, бессердечное убожество, и вспомнил, что в нашем доме в Восточном Хартфорде, каким бы неприхотливым он ни был, вы не могли войти в комнату, не найдя там литографию с крылатыми ангелами или объявление о страховке или, по крайней мере, трёхцветную картину в стиле «Боже, благослови наших!»