Янина и истинные роли. - стр. 5
- Много еды у меня нет. Нет сил работать в огороде, как прежде. Что смогла – посадила, как весна пришла, потом с трудом выкопала.
Усадив меня на сундук, она принялась рассказывать, погружаясь в свои воспоминания. Для моих глаз это выглядело так, будто серая волна безнадеги захлестывает бабу Клаву, отбирая надежду по капле, погружая в отчаянье.
- Мне мало осталось, чувствую, что скоро помру. Я много смертей видела, многих уже похоронила стариков. Мужчин всех призвали на фронт, а те, кто остались, ушли партизанить, пока могли. Только мы, старики, и остались тут. Потом немцы пришли, заняли дома, что хорошо для них располагались, для наблюдения на нашей равнине и те, что более богатыми были. Всех хозяев, как меня, выгнали в хлева и другие отдельные постройки, что в каждом дворе имеются. Но зато не насилуют, не грабят, и не убивают просто так. Жить можно, если не готов за власть костьми лечь. Я вот уже не способна на подвиги, ни по нашим Батайским топям бегать, ни в болотах прятаться. Старая я и не верю, что смогу что-то изменить там. Я хотела помогать тут, своим мужикам. Но ты ешь, а я расскажу.
Я кивнула, постепенно понимая, куда именно меня могло занести. Прошлое! Вот куда всех кидало, а не в надстроенное место в нашем времени! Вот откуда странные запахи, истощение, раритетное оружие в идеальном состоянии, насилие и побои. Со слов бабы Дуси, в Ростове был настоящий ад во время войны, пока немцы, румыны и венгры стояли в городе. Видимо, тут, в Батайске, все не так плохо, раз меня не убили, а принесли к местной жительнице. Историю Батайска я не знала и это сейчас очень сбивало меня с толку. Помнила только, что немцев прогнали зимой 1943 года.
- Так вот, – продолжала старушка, – у нас в городе есть лагерь пленных мужиков, ты спроси у любой местной, она покажет. Там держат тех, на кого уже наклепали доносов добрые души, и наших солдат. Они строят мост в Ростов, железную дорогу и все что прикажут. Их почти не кормят, но охрана из немцев закрывает глаза, если мы суем им в руки, кто что может дать. А еще они продают за золото и серебро наших мужиков. Главное – не торговаться! Сколько сказал – столько и дать. Я это говорю тебе, так как успела по соседским домам насобирать. Не смотри так на меня! Да! Я воровка! Но ни о чем не жалею! Они оставляли часть добра для своих детей, что могут вернуться, а могут и нет, кто знает, не убили ли их на фронте? Все мне доверяли, хотели, чтобы я передала их родичам, где искать. Я-то точно не смогу уйти – некуда мне уже идти. А я скоро умру, а со мной и все их схроны останутся в земле навсегда. А я смогу за эти деньги спасти тех, кто уже сейчас тут страдает! Вернется солдат – ему помогут власти, да соседи. Он ведь герой, раз воевал и вернулся. А эти, голодные, в холодном бараке, раненые и кое-как перебинтованные грязными тряпками… Кто им поможет? Как бы не расстреляли всех, когда отступать немцы будут. Прикажут им вырыть одну глубокую яму и будут в нее трупы скидывать. Их с собой точно не заберут.