ЯблоковСад. Воспоминания, размышления, прогнозы - стр. 28
Скажем, тот же Клейненберг был очень приличным человеком. И он был учителем по духу, общительным, мастером всяких анекдотов по любому поводу. Расскажу два анекдота из его репертуара, которые запомнил из множества. В них есть дух коллектива научного, где я жил и развивался.
Одноклассником Клейненберга был Махотин, один из учеников Северцова. Махотин был жутким любителем розыгрышей. А в лаборатории Северцова жили аксолотли. На них изучали регенерацию и развитие. Махотин обратил внимание, что если кинуть дробинку, то аксолотли принимают ее за корм и проглатывают. Ну, он и накидал в аквариум дроби, а аксолотли все проглотили и повисли в аквариуме торчком, как поплавки. Дробинки в животе у них центр тяжести изменили, и они уже не могли плавать горизонтально. Приходит Северцов и в изумлении смотрит, что аксолотли все вертикально плавают. Он их всю жизнь изучал, а вот такого феномена не видел. Чем там все закончилось, не знаю, но как хохма эта история ходила.
Клейненберг был знаком и с академиком А.И. Павловским, директором Зоологического института. Павловский занимался паразитологией и был одно время на службе в Военно-медицинской академии. Дорос до звания генерал-лейтенанта. Павловский был абсолютным уникумом, поскольку был в одном лице академиком, генерал-лейтенантом и директором института. И он был действительно серьезным крупным ученым, много чего придумал. Как-то он поехал в Париж и засиделся там в Музее естественной истории в подвальной лаборатории. Пока он сидел, увлекшись работой, музей закрыли. И вот Павловский в зарешеченное окошко полуподвального этажа кричит на улицу по-французски: «Здесь сидит русский генерал! Спасите! Здесь сидит русский генерал!» Он хотел как-то привлечь внимание к себе и нашел такую формулировку.
Но Клейненберг был не только ученым и рассказчиком. Он был и образцом нравственности. При нем нельзя было сделать что-то плохое, соврать или подтасовать. Надо было обязательно быть честным, чистым, ясным.
То же самое Борис Степанович Матвеев. Он был моим учителем в меньшей степени, чем Клейненберг, но он меня научил не только морфологии. Он научил тому, что не надо ничего додумывать и придумывать. Надо уметь смотреть, как природа сама показывает каждую жилку, каждый листочек. Надо не лениться препарировать. А если не получился препарат, сделать еще один. Это не просто работа ученого, это и правила поведения в жизни.
Но если Сергей Евгеньевич Клейненберг и Борис Степанович Матвеев учили меня быть исследователем и дали нравственный образец, как надо жить, то Тимофеев открыл новые горизонты. Он показал и масштаб в науке, и масштаб человеческой личности. Потому что выстоял против репрессий, прошел нечеловеческие испытания лагерями и предательствами, но остался человеком, доброжелательным, замечательным, умным, добрым, отзывчивым. Несмотря ни на что. Ведь вокруг него было много предателей. Многие его бросили. Многие в большей или меньшей степени от него отшатывались или не находили в себе смелости защищать его, когда это было нужно.