Я ухожу, господин Лекарь - стр. 16
Так вот — нет!
Или же, напротив, я облегчила ему жизнь своим уходом, и он только радостно вздохнул? Но, как бы то ни было, с замиранием держу записку, и сердце едва не выскакивает из груди, бьётся будто рыбка в сети, сильно, тяжело, отчаянно. Почему-то ком подступает к горлу, и страшно читать содержимое. Эти скудные две строки…
Успокаиваюсь, набираю в грудь воздуха.
“Леджин… послезавтра у Леноры Гронвей юбилей. Мы обещали приехать, помнишь? Прошу тебя, давай выполним это обещание”.
Прикрываю веки и не двигаюсь, лишь руки сами собой опускаются. В ушах звенит, сердце грохочет, будто волны бьются о скалы.
И это всё, что он хотел сказать? Немногословно. Или настолько занят, что на большее не хватило времени? Как это ожидаемо. И одновременно неожиданно.
Закипаю, пальцы сминают записку. Хочется порвать её на мелкие-мелкие кусочки. Надоели эти жалкие подачки! Как же надоели!
Дышу негодованием. Какой же он бессердечный! Жестокий. И равнодушный. Как можно быть таким?!
Глаза запекло от слёз. Всего лишь две строки, но подняли настоящий шторм во мне. А ведь я готовилась, думала, будет уже легче. Наивно.
Горько поджимаю губы и швыряю лист на стол.
Значит, он всего лишь хочет, чтобы я приехала на юбилей его бабули? Значит, его волнует только это? Криво усмехаюсь, кладу руки на подлокотники и сжимаю пальцами гладкое дерево до белых костяшек.
На что он надеется? Что я побегу как собачка к его семье?!
Они, как и светское окружение, не любили меня: его мать считала, что он заслужил более достойную партию. Нет, она молчала при мне, потому что Кристан не допускал косых взглядов в мою сторону даже от матери. Просто однажды я услышала разговор госпожи с отцом Кристана. Она отзывалась нелестно обо мне. Было неприятно, но я также понимала, что не могу нравиться его близким по умолчанию. И не обязана. Я знала, с чем придётся столкнуться, выходя замуж за господина лекаря.
В целом его родственники вели себя со мной сдержанно и немного безразлично, настолько, что иногда, когда Кристана не было рядом, проскальзывали уколы и едкость.
К счастью, Кристан не настаивал встречаться с его семьёй, не требовал от меня доброго отношения: подобные узкие семейные встречи и праздники были для меня всегда пыткой, хоть они и редки.
Единственный человек, который отнёсся ко мне доброжелательно, это госпожа Ленора Гронвей. Мне было приятно с ней общаться, мудрая, спокойная, с закоренелым традиционным взглядом на жизнь. Ей почти девяносто пять, и, хотя она выглядит превосходно, всё же каждый следующий год может быть последним для неё…