Я (убью) люблю тебя, Воскресенский! - стр. 21

Фыркаю. Но губу изнутри всё равно прикусываю, когда, стремясь устроиться приличнее, задеваю вообще не то что нужно.

Бракованный Windows!

К таким проблемам договор с Котом меня не готовил. Может, предложить гению поправить здоровье? А что, он в таком же положении, как я. Если судить по башне, что никакие джинсы не скрывают.

Прикрываю глаза с весёлым смешком. Воскресенского бы инфаркт хватил, узнай он, о чём я думаю. Как же, воспитанный, приличный интеллектуал из хорошей семьи. Романтика, цветы, конфеты и прочая шелуха – его конёк. Точно знаю – одно время он даже стихи мне повадился слать, пока прямо не написала, что предпочитаю рассказы. А то, что строго 18+, дальновидно не уточнила.

Но вот дыхание меняется, гений глубоко вздыхает.

Насильно успокаиваю своё, в конце концов, не будет же он измерять скачущий пульс.

Вопрос, почему он в принципе оказался в моей постели, не задаю. Подозреваю квартира – однушка, и вряд ли на кухне завалялся хотя бы видавший виды диван. А чтобы спать на голом полу воспитания у Воскресенского, похоже, уже не хватило.

Но вот он окончательно просыпается. Чувствую, как приподнимает голову, подтягивает левую руку, видимо, посмотреть время. Правая у него в любом случае занята. Мной.

Неадекватное веселье захватывает волной. Я та ещё радость, но сейчас тянет рассмеяться.

– Блин, – высказывается тихо.

Пытается вытянуть из-под меня руку, но ЭТО МОЯ ДОБЫЧА. Проще отрубить, чем забрать.

– Полякова, – шепчет, легонько тронув за плечо. – Стася!

Давай, гений. Есть проблема – ищи решение.

И он подвисает, потому что будить меня пришлось бы задействуя больную руку. Которая, кстати, снова начинает ныть.

Ладно, уговорил.

Медленно открываю глаза. С насмешкой, даже не думая строить сонный  вид.

– Милый, – шепчу, глядя в расширившиеся зрачки, что оказываются неожиданно близко, – а какого ты делаешь в моей кровати?

Гений зависает, взгляд опускается на мои губы. А потом славный представитель семьи Воскресенских отшатывается – я позволяю, прогнувшись в спине и освобождая конечность. Правда, не ожидаю, что ужас младшенького настолько сильный. Есений отпрыгивает так, что сваливается с того края древней, но двухспалки.

– Покорён и побеждён, – хмыкаю, выглядывая за край.

Воскресенский как раз поднимает недовольный, хмурый взгляд из-под взлохмаченной шевелюры.

– Это моя кровать, – бурчит мрачно.

Садится на полу, а потом одним резким движением оказывается на ногах.

– В квартире два спальных места, и оба здесь. Есть будешь? – он всё-таки поворачивается.

Хотя я была уверена, что так и будет разговаривать спиной.