Я (убью) люблю тебя, Воскресенский! - стр. 24
– Р-р!
В десятый раз наливаю смывалку на ватный диск и кое-как возвращаю себя к нормальному виду. Кто бы мог подумать, что без одной руки настолько плохо!
Выдыхаю, выпрямляюсь. Встречаюсь взглядом с Воскресенским.
– Что? – хмуро.
Но тот не реагирует, тот залипает. И это оказывается чертовски приятно для либидо, что в момент очухивается под блуждающим взглядом. И оно же не даёт нарушить момент очередной колкостью. А мне жарко! И душно, и враз натирает… да везде!
Пока невозмутимый Есений стоит, привалившись плечом к косяку двери, и разглядывает. А я физически чувствую, как его взгляд скользит от моего лба, по линии бровей и к носу. Ниже, обрисовывает пухлость губ, чертит по резкой линии подбородка, касается шеи…
Да твою же! Приди уже в себя, иначе…
Иначе кранты. Потому что из меня уже вырывается горячий вздох, а он… он всё ещё виснет. Но вот неожиданно мужской, чертовски тяжёлый взгляд напарывается на кружево, под которым я вся уже в боевой готовности. Настолько, что пропорола бы бюстье, будь это возможно.
И Есений вдруг приходит в себя. Веки закрываются, а в следующий миг являют адекватного, только недовольного гения.
– Помочь?
Хриплый голос отдаётся вибрацией в теле, приходится прикусить губу. И именно это привлекает внимание.
Бракованный Windows!
– Помоги, – собственно, мой голос недалеко ушёл.
Про мозг молчу, раз уж не смогла противиться плохой, ОЧЕНЬ плохой идее. И простреленная рука не спасёт, есть много поз…
Да твою же!
Едва слышно шиплю матом.
– Что? – полностью очухивается гений и подскакивает ко мне.
Хотя какие прыжки в этих трёх метрах! Его полшага, и вот мы стоим фактически прилипнув друг к другу. Воскресенский обеспокоенно, а я… мне срочно нужно принимать хоть какие-то меры. Или душ.
– Всё нормально… – «милый» встаёт поперёк горла. – Я сама.
– Тебя ранили из-за меня, – упрямо дёрнув подбородком, гений роет нам могилы.
Потому что не знаю, как он, а я отчётливо ощущаю свежий, с нотами сладости и чего-то восточного, аромат.
– Допустим. Но это не значит, что…
Затыкаюсь на вдохе. А кто бы не, если малолетка, которого только что считали хлюпиком, в два удара сердца ставит меня в ванну. И ни разу при этом не задыхается. А если взять за факт, что моя грудь весит как половина его, то выйдет, что гения я недооценила.
Убийственнее только то, что он залезает в ванну следом за мной.
– Обойдусь. Без. Помощи.
Да потому что мыться с ним это как бы за гранью. Особенно в свете недавних открытий.
– Не обойдёшься, – невозмутимо. – Хотя подожди…
Воскресенский выпрыгивает обратно, но даже выдохнуть с облегчением не успеваю. Гений возвращается, да не один, а с мусорным пакетом в руках.