Я у мамы дурочка - стр. 5
– Столько шума из-за одного печатного листа!
В бюро пропаганды меня как будто только и ждали:
– Хотите поехать по Дону на агитационном теплоходе?
– Конечно хочу!
Это было продолжением счастливой полосы. Синее небо, тихий Дон, свежий ветер и свобода!
На теплоходе выставка художников Дона, две милые девушки-искусствоведы, два известных ростовских поэта, молоденькая поэтесса, только что кончила библиотечный институт, приехала работать в нашу областную библиотеку. Здесь она – от библиотеки.
И я радуюсь, дурочка: поэтесса, будем дружить, а то одни ребята пишут стихи!
Директор бюро пропаганды на одной из стоянок загрузил целую гору арбузов. Команду не угощают.
– Они же ловят рыбу и отдают её в общий котёл! – возмущаюсь я. – Не буду есть ваши арбузы.
Меня поддерживают все, бунт на корабле! И справедливость торжествует.
Команда ведёт себя так, будто они одни на теплоходике. Ловят рыбу удочками. Такое впечатление, что мы идём в каком-то рыбном косяке. Они не успевают насаживать приманку: карпы с коричневой чешуёй, изящная сула – так на Дону называют судака.
Рыбу жарят на завтрак, обед и ужин, из неё варят настоящую донскую уху с помидорами, которых на Дону так же много, как рыбы и арбузов. Щедрый август!
Команда ходит в немыслимых трусах и майках, в старых шлёпанцах или босиком, и капитан в том числе.
Вот и сейчас он стоит у штурвала, майка растянута, трусы до колен, он небрит и растрёпан, сигарета в углу рта.
Наши снобы команду вообще не замечают, ведут себя так, будто именно они одни на теплоходике.
Но чего в меня Господь не доложил, так это снобизма.
Я сажусь рядом на бухту каната и улыбаюсь. И капитан поглядывает на меня искоса.
– Хорошо идём, – сообщаю я, – быстро!
– Так надо успеть к вашему выступлению.
– Выступление только в шесть часов!
– Так нам ещё три часа ходу. А вы что, лекцию какую читаете?
– Какую лекцию, – смеюсь я, – стихи читаю, свои, у меня только две недели назад первая книжка вышла. А вы приходите к нам на выступление!
– Спасибо, непременно.
Теплоход ждали на каждой стоянке. Ставили прямо в поле сцену из свежеструганых досок, стол, трибуну с микрофоном, длинные-длинные скамейки прямо на траве под чистейшим небом, перед самой сценой рассаживались ребятишки.
Но такой толпы мы не видели нигде. Люди не только сидели, они стояли сплошной стеной! Объяснение нашлось – на щите висела самодельная афиша, и на ней огромными буквами значились: Рыбников и Ларионова. Помельче – известные ростовские поэты. Совсем крошечными буквами – все остальные, и я в том числе.
– Я же сказал по телефону – может быть, они приедут! По неподтверждённым данным! – оправдывался директор бюро пропаганды.