Я сделаю это для тебя - стр. 29

Жан свернулся калачиком, пытаясь унять дурноту. Он стонал и задыхался.

Почему они его не убивают? Это должно прекратиться, он больше не выдержит!

Аким с явным удовольствием наблюдал за муками узника.

– Подонок! – закричал Жан в припадке неконтролируемой ярости. – Упиваешься чужим страданием! Что, не умеешь получить удовольствие иным способом?

– Я благословляю Всемогущего Аллаха за то, что никогда не уподоблюсь тебе, – ответил тот с привычной саркастической ухмылкой.

– Всемогущий Аллах? Тот, кто запрещает тебе пить вино и приказывает убивать во имя его?

Аким скривил рот в гримасе отвращения.

– Что ты в этом понимаешь? Ты жалкий пьянчужка и способен думать только о бутылке.

Жан хотел ответить, парировать, бросить в лицо мучителю едкие слова, разоблачить всю глупость и бессмысленность сражения, которому тот посвятил свою жизнь, но не стал. Изверг был прав: абстинентный синдром лишил его способности рассуждать здраво. Он вряд ли сумел бы произнести хоть одну связную фразу.

Несколько мгновений спустя появился Лагдар с лекарством и водой. Аким вмешиваться не стал: происходящее не вызывало у него ничего, кроме брезгливости.

Жан с трудом проглотил таблетки, и ему стало легче: тело расслабилось, мысли пришли в порядок, он почти успокоился и решил «разобраться» с Акимом.

– Ну и? Говори, к чему приговорил меня твой Бог? Какая смерть меня ждет? Ведь именно Бог отдает тебе приказы, я не ошибся?

Аким подскочил к Жану и схватил его за волосы.

– Слушай внимательно, собачий сын: ты не в том положении, чтобы иронизировать!

– Зачем же так грубо? Ты ведь, кажется, солдат воинства Аллаха, значит, должен проявлять смирение… – произнес Жан, переняв высокомерный тон собеседника.

– Заткни пасть, ублюдок! – рявкнул Аким, оседлал узника и принялся душить его.

Задохнуться Жан не успел. Дверь с треском распахнулась, и в комнату влетел человек в маске. Мгновенно оценив взглядом происходящее, он кивком отдал приказ палачу, тот отпустил свою жертву и шумно удалился.

Главарь молча смотрел на пленника, а Жан тщетно пытался угадать по глазам его чувства.

– Кто вы? – в отчаянии выкрикнул он, но ответа не дождался.

Бандит вышел и запер за собой дверь.

Почему Жером больше не показывается? Он не говорил со мной с момента приезда в Лондон. Я ищу его в ночи, зову, умоляю прийти – тщетно. Видит ли он меня? Знает, что я здесь делаю? Неужели его отсутствие – знак неодобрения, несогласия?

Возможно, месть чужда его миру.

Она – атрибут моего мира.

Она стала единственным смыслом моего существования.

Я не смогу жить в обществе, где убийца моего сына все так же призывает убивать невинных. Не стоит обманывать себя: я не собираюсь спасать ни других детей, ни гражданских лиц, попавших в жернова межрелигиозных войн. Хуже того – мне известно, что смерть того, кто отдал приказ, ничего не изменит. Она почти лишена смысла, ибо его тут же заменит другой – претендентов на место боготворимого фанатиками религиозного лидера хоть отбавляй. Их много, и они эксплуатируют слабости наших старых демократий, собирают пожертвования якобы для финансирования культурных землячеств, топчут тротуары наших городов и заманивают в свои сети подростков, которые мучительно пытаются понять, кто они и какими идеалами хотят руководствоваться в жизни. Они не гнушаются общением с жадными до сенсаций СМИ и получают от них трибуну для своих проповедей. Они безнаказанно живут среди тех, кого называют врагами.