Я с тобой не дружу - стр. 34

Прошло больше десяти лет. Все изменилось. Он больше не живет по соседству и забыл все свои обещания. У него больше нет права лезть в мою жизнь.

18. Глава 18. Рэм

Зараза-Сонька продолжает меня доводить.

Выходит из ванной с замотанной в полотенце головой, отпивает кофе и кривится.

– Так и знала. Ни на что не способен. И память как у склеротика.

– Чего? – бухчу я, но голос повысить не могу, потому что рядом, словно Цербер, сидит Илья Захарович и бдит за нами.

– Я пью сладкий кофе. Сладкий, – с расстановкой произносит она. – Даже если ты не смог запомнить этот факт за кучу лет, то я только сегодня тебе об этом напоминала.

Цедит с мерзкой такой интонацией.

Прям, староста пятиклашек.

Желание задушить ее растет. Сама же сахар искала! Где я его возьму?

А Соня, бросив на меня презрительный взгляд, подходит к холодильнику и снимает с него целую пачку сахара и ставит ее на стол передо мной, как будто я слепой идиот.

Я снова начинаю кипеть, и тут до меня доходит.

Это что такое?

Она знала, где этот хренов сахар, но устроила целый спектакль с поиском? Довела до членостояния и бешенства просто так из любопытства? Она и с Дениской такое проворачивает?

Чувствую, как глаза наливаются кровью.

Кошусь на Илью Захаровича, который и не думает оставлять пост на кухне, хотя видно, что спать ему хочется. Сонькин отец следит за нами с подозрением в глазах. И если мне кажется, что наш «милый» утренний срачик, должен его успокоить в моем отношении, то по факту, слушая нас, он все больше мрачнеет.

Когда Соня, оставив остывать свой кофе, отправляется краситься – рисовать нос, как она говорит, Илья Захарович мне показывает увесистый кулак:

– Ты меня понял? Глаз не спущу.

Что-то мешает мне ответить голосом. Какая-то левая хрень останавливает меня от того, чтобы поклясться и расписаться кровью, что я Соню пальцем не трону.

Я не собираюсь ничего портить, и так уже лажанул, но пообещать ничего не могу.

Ну то есть, я точно не пересплю с Соней, но такие ситуации как сегодня, они непредсказуемы. Могут случиться рецидивы.

– Ты меня хорошо понял? – еще раз переспрашивает Илья Захарович.

Сразу становится понятно, чья Соня дочь. У ее отца такая же интонация, как у нее. Или это наоборот?

Стиснув зубы, киваю.

Требования Ильи Захаровича полностью совпадают с моими планами, но почему они меня так бесят? Особенно сейчас, когда я до сих пор ощущаю тяжесть Сониной груди в ладони.

Резко отворачиваюсь от Сониного отца, чтобы скрыть от него палевное шевеление в паху. Все-таки скальпели в этом доме на каждом шагу.

Маяться на кухне под суровым взглядом становится совсем невыносимо, и как только в спальне Сони перестает шуметь фен, смываюсь отсюда.