Я – пророк без Отечества. Личный дневник телепата Сталина - стр. 17
Спасибо Фейге – через нее я переписывался с Леей. Отец пани Каценельсон умер, девушка жила с матерью и старшим братом. Брат был в постоянных разъездах, а мать предоставила дочери свободу.
По крайней мере, она не просматривала ее почту, чем не гнушались родители Леи.
И вот в какой-то день, право, не знаю, в какой именно, моя любимая утратила последний страх ко мне, поверила мне, а потом случилось то, что наполнило блаженством нас обоих: мы признались друг другу в любви.
Удивительно, но я даже не помышлял о том, чтобы «приставать» к Лее. Не потому, что боялся лишить невинности, а по другой причине – просто коснуться девичьей руки наполняло меня неописуемым удовольствием, а уж поцелуй Леи…
Помню, однажды она поцеловала меня на прощанье, а я, уходя, чуть не приложился к стволу дерева, настолько был полон немого восторга, умиления, нежности и простого удовольствия.
В голове моей прыгали тогда не слишком связные мысли: «Она! Меня! Поцеловала! Меня! Она!»
Думается, это волшебное состояние знакомо всем влюбленным.
А вечером мы расстались – я уезжал в заграничное турне, желая заработать кучу денег, поскольку отец Леи не признавал людей с тощими кошельками.
Нам с Леей было грустно, но мы любили друг друга, и нас ощутимо грела надежда – через несколько месяцев я вернусь и сделаю ей предложение. Это было мое решение и мое первейшее желание. А Лея заплакала.
– Ты не хочешь за меня замуж? – спросил я с нарочитой расстроенностью в голосе.
– Очень хочу!
– Так чего же ты плачешь, миленькая моя?
– А это от радости.
Мы долго-долго целовались, крепко прижимаясь друг к другу, словно пытаясь согреться в преддверии зимы и разлуки, прощались, прощались и никак не могли расстаться.
А ранним-ранним утром я сел в поезд и вышел в Гамбурге. Отсюда должен был отправиться пассажирский пароход «Ганза», следовавший в Бразилию, до города с волшебным названием Рио-де-Жанейро…
23 августа
Когда «Ганзу» спустили на воду, ее окрестили гордым именем «Дойчланд». Но после войны победители отняли у немцев все их великолепные лайнеры, вроде «Бисмарка» или «Императора», и «Ганза» осталась чуть ли не единственным пассажирским пароходом, используемым для увеселительных прогулок – круизов, как англичане говорят.
«Ганза» велика, как «Титаник», в ее каютах легко расселились две тысячи пассажиров. На палубах «Ганзы» все еще сохраняется былая роскошь, а больше всего мне нравится здешнее кафе – со стеклянным куполом в высоком потолке.
Правда, устроились мы с Леоном скромно, в каютках второго класса, но море и ветер для всех одинаковы.