Я отвечаю за все - стр. 133

Эти-то корпуса и послужили впоследствии основанием унчанскому клиническому городку.

Здесь ранними утрами Устименко не раз заставал «потребляющего кислород» Николая Евгеньевича. Вдвоем возвращались они к хирургическому корпусу, обсуждая на ходу свои горести: восстановление шло из рук вон худо, сроки срывались, рабочую силу у Устименки чуть не ежедневно уводили на другие объекты, а больных все прибывало и прибывало, особенно после возвращения с войны Богословского. Больницы же, по существу, еще не было, она фактически не открылась, только числилась в каких-то таинственных бумагах Евгения Родионовича Степанова, доложенных им начальству. За эту акцию Женечка получил от Устименки по первое число, но больным отказывать было совершенно невозможно, и они лежали вповалку в тех жалких шести палатах, которые начали функционировать с грехом пополам.

– Получить бы нам военнопленных, – произнес однажды Николай Евгеньевич. – Вы как на это, Володя, смотрите?

Иногда, когда случалось им беседовать вдвоем, Богословский так называл Устименку.

– А кто их нам даст? – угрюмо отозвался главврач. – Они накладной ампир на универмаге ваяют, фальшивые эркеры присобачивают, колонны возводят, им не до больничного городка.

– Главную улицу обтяпывают, – согласился Богословский. – Так нельзя же: там центр, а мы окраина…

– Еще возят их узкоколейку строить, – сообщил Устименко. – Два часа один конец, два часа – другой.

– А вы не находите, что мы как те две старые и злобные жабы расквакались? – сказал Богословский. – Квакать что, надо Золотухину нашу точку зрения доложить.

Устименко, отворотившись, совсем угрюмо рассказал, что докладывал, да без толку, поругались – тем и кончилось.

– Чем же он свой отказ мотивировал, товарищ Золотухин?

– А тем, что не он военнопленными командует.

– Кто же?

– Тем, кто командует, я большое письмо написал, да не отвечают.

– Вон – грузятся в машины, – со вздохом произнес Николай Евгеньевич. – Сколько на это времени уходит. Погрузка, доставка, выгрузка, опять погрузка. А мы – вот они – рядом.

Вечерами Богословский «потреблял кислород» один. На плоской крыше крытого рынка у пленных играл оркестр. На фоне предзакатного неба видели энергично размахивающего короткими ручками дирижера, а девушки – подружка с подружкой – танцевали на булыжниках Александровской улицы и в растерзанных бомбами и снарядами переулках больничного городка. Сквозь забор из колючей проволоки фрицы и гансы торговали за хлеб и за деньги деревянными дергунчиками, сделанными из рогожи куклами-растрепками, берестяными колясочками, саночками, фасонными корзиночками. Эти все штучки Богословский не раз покупал для Володиной дочки Наташки, хоть она по младости возраста еще слабо в них разбиралась…