Я отвечаю за все - стр. 11
– Но комната-то наша?
– Ваша, деточка, ваша, но товарищ Лосой ее именно под номером и выписал. Семнадцать. Его, конечно, дело петушиное – прокукарекал, а там хоть и не рассветай, но нам приказ даден.
– А я куда денусь?
– А вы, деточка, здешняя. К подружке пойдете вечер проведете.
Варвара промолчала. В пахнущий дезинфекцией вестибюль вошли три здоровенных мужика с песней, пели они норовисто, голосами показывая, что им препятствовать сейчас никак нельзя.
– Еще несчастье, – сказала Симочкина, – продали-таки кабана.
А мужики пели:
– Вы в уме, граждане? – крикнула из-за своего барьера Симочкина.
– Сестренка, ты нас не зачепляй, – крикнул самый молодой мужик. – Помни, сестренка, дни боевые!
И он заревел, выпучив глаза, глупые и добрые, как у телка:
Мужики прошли возле Варвары, сырые, здоровенные, позвякивая медалями. Замыкающий нес водку с собой – два пол-литра.
– Сейчас звонить в милицию или подождать? – спросила сама себя Симочкина. – Хоть бы дежурство кончилось!
У нее дежурство все-таки кончится рано или поздно, а Варвара? Куда деваться ей? Пойти в новый особняк и сидеть там с жалкой улыбкой в ожидании Веры Николаевны Вересовой – Володькиной законной супруги? Нет, не дождетесь!
– Может быть, этот самый буржуй недорезанный перейдет в общую? – спросила Варвара.
– А бумага товарища Лосого?
– Наплевала я на все бумаги. Где это сказано, что буржуй – человек, а я пошла вон? Нет такого закона.
– Так он же не только буржуй, – заметила Симочкина. – Он же ж еще профессор.
– Профессор кислых щей! Пойду уговорю, а нет – вы меня в общую пристроите, к девушкам, в девятнадцатую…
И она пошла к лестнице. Навстречу ей со второго этажа неслось пение:
– Войдите! – сказали за дверью, когда она постучала.
Гебейзен – она слышала эту фамилию от Евгения. «Твой сумасшедший Устименко волочит с собой еще какого-то австрияка! – сказал Женька нынче утром. – Представляешь? Мне в Унчанске со всеми моими делами не хватает только иностранного специалиста, которому требуется какао и омлет с беконом!»
Но иностранный специалист оказался не из тех, которых опасался Евгений. Гебейзен, ссутулившись и покрыв ноги одеялом, сидел на той кровати, на которой обычно спала Варвара, – возле окна, а перед ним на тумбочке стояла солдатская алюминиевая кружка, из которой он пил жидкий чай, закусывая соевой конфеткой. На лице у австрияка было виновато-непонимающее выражение, и все то время, покуда Варвара втолковывала ему свою просьбу, он кивал и соглашался.