Я клянусь тебе в вечной верности - стр. 4
Да уж, вот так вот живу, живу и доживу ведь до мемуаров – смех да и только. Но лучше уж написать, чем дождаться, пока за меня справятся. А ведь дождусь. И уверять будут, что так и было. Так что уж лучше я сам. Правда, чувствую, брошу это гиблое дело где-нибудь на середине, и лет так через пятьсот мои писульки откопает какая-нибудь учёная крыса в архиве и будет долго удивляться, прежде чем отправить их на растопку. Ну и ладно – может, королю Востока пошлю, когда закончу. Будет извинительное письмо. Пусть у себя публикует – вроде как мальтийское опровержение. И никаких золотых.
Так… Наверное, мне полагается начать с рождения. Все же так начинают, да? Ну вот, могу с уверенностью заявить – я родился в Мальтии, на Востоке никогда не был, не состою в родстве с королями, а тем более с богами. И никто меня не крал. Мать, думаю, с удовольствием меня сама кому-нибудь продала за кружку эля или кусок хлеба. Да только кому я тогда был нужен? Ещё никому – а меньше всего матери. В итоге в три года я от неё сбежал, украв пару медяков. Она гналась за мной до моста Висельников и кричала потом, что если я ей ещё раз на глаза попадусь, она меня точно прибьёт. Больше я её не видел. У моста меня подобрал городской стражник и отвёз в ближайший детский приют. От стражника на память остались позолоченная пуговица и серебряник, который я в приюте обменял на обед.
В общем, весьма прозаично и совсем не по-геройски. Так что эту часть, я думаю, стоит опустить.
Начать на самом деле следовало бы с Элизы.
Впервые я встретил её в замке принца Валентина. Красивый замок, стены белые, как крылья у лебёдушки, фортификации никакие, стены разве что не бумажные. Зато витражные окна причудливо играют со светом, точно в храме Матери. Зрелищно, не спорю, но и только. Он, наверное, сложился бы, этот замок, весь от одного удара тарана, как карточный домик.
Вместо дозорных башен, хранилищ и запасников во дворе был разбит сад – беседки, фонтаны, извилистые тропинки, диковинные деревья и цветы со всей Магианы. Это великолепие рябило в глазах и пахло так, что чихать хотелось не переставая. И птицы, конечно, тоже диковинные, надсадно покрикивали, точно пьяницы в тихий час.
Элиза не сочеталась с этой роскошью, как не подходят мечу богатые, золотой бахромой украшенные ножны из чистого шёлка. Не помню, была ли она красива. Наверное, уже тогда была, но я не заметил. Меня поразила её не явная, не внешняя чистота – словно дабитский кинжал среди железных подделок на стене оружейной. Словно молитва Матери, словно солнечный луч из-за горизонта на рассвете. Я даже ни на мгновение не усомнился, что она не человек, а чудесное, волшебное видение. Богиня.