Я хочу пламени. Жизнь и молитва - стр. 2
Один из тех, кто, по цветаевскому определению, наделен «безмерностью в мире мер»[2], о. Спиридон не может найти для себя никакого «умеренного», разумного варианта жизни и служения. Как жить по правде Христовой – тоже не знает. Неожиданно выход и новый путь открывает ему его новый знакомый, киевский профессорбогослов Василий Ильич Экземплярский. Отец Спиридон познакомился с ним незадолго до революции, и в смутные дни распада Экземплярский призывает его возглавить только что образованное в Киеве церковное братство Иисуса Сладчайшего. Для деятельного, бурлящего энергией о. Спиридона это оказывается местом обретения нового, подлинного, искреннего служения. Предметом его заботы и попечения становятся городские бедняки, нищие, пролетарии, разбегающиеся с фронтов солдаты. Неустанно и самоотверженно он служит, проповедует, беседует, организовывает благотворительные столовые и кружки для просвещения бедняков. В кратчайшее время он становится героем и кумиром киевской бедноты, его обожают и упоенно слушают его призывы о возвращении христианской жизни ко Христу.
Пережитое им на фронте откровение он описывает в «Исповеди священника перед Церковью» Вначале он хочет послать Святейшему Синоду, но в итоге, по совету В. И. Экземплярского, посылает на Поместный Собор в Москву в конце 1917 года. Но «Исповедь…» не попадает членам Собора, и через год после его окончания о. Спиридон публикует ее отдельной книгой, добавляя свои воспоминания и описания страшного военного опыта. В том же 1919 году книга становится предметом разбирательства назначенной митр. Киевским Антонием (Храповицким) епархиальной комиссии, которая находит в ней множество «лжеучений» (вроде отрицания смертной казни или раскаяния в собственных военных проповедях). В итоге митр. Антоний налагает на о. Спиридона запрет, но Киев покидают войска белых, правящий архиерей покидает город, и о. Спиридон возвращается к служению. С просьбой о защите своего пастыря его прихожане обращаются в Москву, к патриарху Тихону. Характерны строки из их коллективного письма: «Пламенная вера настоятеля братства, его полная любви и преданности Христу проповедь быстро собрали тысячи людей… Множество тружеников шли к нему за религиозной, нравственной и материальной помощью, и никто не уходил без утешения, без поддержки, без помощи»[3]. Патриарх, хоть и с осторожностью («без права проповедования»), но разрешает его в служении.
Последующие годы были наполнены множеством скорбных трудов. Все сильнее и сильнее сжималась государственная удавка вокруг Церкви, все меньше и меньше оставалось возможностей для церковного строительства и духовного попечения. И все же вокруг братства и храма о. Спиридона до последних дней его жизни продолжали собираться люди. Он был в числе немногих киевских священников, кто не принял вышедшую в 1927 году «Декларацию» митр. Сергия (Страгородского), отказавшись разделять «радости и беды» нового безбожного государства. Но и будучи среди небольшого круга собратий, перешедших в подчинение митр. Ленинградскому Иосифу (Петровых), он не избежал ожесточения со стороны сослужителей. Упирая на вольности в богослужении, которые позволял себе о. Спиридон (по рассказам, благословение на них ему дал Святейший Патриарх Тихон), они написали письмо владыке Иосифу, в котором требовали его запрета в служении. До этого дело не дошло, но измученное сердце о. Спиридона не выдержало этой новых испытаний, и 11 сентября 1930 года он скончался. На его похороны пришли тысячи людей, образовав многокилометровую процессию. Проповедь на погребении говорил замечательный киевский пастырь, ученик и друг о. Спиридона, свящ. Анатолий Жураковский: «Он ушел, совершив что мог. Уходя, держал в руках знамя, на котором были начертаны заветы – истинное служение Христу и Церкви… Как никто не мог вырвать этого знамени из его рук, так и в наших руках оно будет твердо, непоколебимо до того мгновения, пока Господь не позовет из этого мира в Свой мир, на Свой суд». Сам о. Анатолий будет арестован через месяц после похорон и отправится в скорбный смертный безвозвратный путь через заключения и концлагеря. Один за другим будут уходить соратники о. Спиридона, его ученики и друзья, и постепенно, но неумолимо память о нем будет стираться волнами истории – уж слишком многими трагедиями будет наполнена после его ухода киевская земля. И казалось в какойто момент, что еще немного, и последние следы исчезнут, и некому больше будет вспоминать то пылающее любовью ко Христу сердце.