Я хочу пламени. Жизнь и молитва - стр. 16

Снова о своем детстве. Не могу умолчать о том, как на мою детскую душу долго, неотразимо действовал Великий пост, проводимый жизнью наших козинцев. Вот наступает первый день первой недели Великого поста. Радостная тишина. Только в голове твоей проносятся яркие картины дикой Маслены[13]. В эти минуты носятся такие странные, но уже известные образы, как в дни разгульной Маслены длинная вереница тянется запряженных коней в санки с дугами, разукрашенными полотенцами, лентами, соломенными перевязками. Все они тянутся по зимней дороге, избитой глубокими ухабами, в санках находятся молодые и старые люди обоего пола, одни из них сидят смирно, спокойно, только между собою посмеиваются, другие, наоборот, скачут, танцуют, размахивают руками, кричат, свистят, шумят и т. д.

Здесь у кабака стоит огромная толпа мужчин и женщин, среди них много пьяных. Они смотрят, как два старика саженей на десять расходятся и потом вдруг изо всей силы бегут один к другому и лоб об лоб бодаются между собою. Не успела эта картина промелькнуть в воображении, как выступает другая картина ― это весь зимний кулачный бой села на село, одной части села на другую. И вот этот кулачный бой представляется твоему детскому воображению в очень сильных красках: здесь вспоминается, как не раз батюшка с крестным ходом разгонял бьющихся крестьян, как много от этого кулачного боя прежде времени сошли в могилу, как у того или другого молодого юноши выбиты ребра, а то и глаз. На смену этой картине выступают в памяти и другие бесчисленные картинки.

Все это вспоминаешь только сейчас, когда в селе так тихо, тихо кругом стало. И только лишь заунывно звонит колокол: бо-о-ом, потом минут пять снова наступает тишина, потом опять слышится: бо-о-ом! На душе хорошо. Вот смиренно, точно в чем-нибудь провинившиеся, тянутся люди то оттуда, то отсюда поодиночке в церковь. В церкви батюшка в черном облачении произносит: «Господи и Владыко живота моего». Народ делает земные поклоны.

Никифор Степанович Забиларов ― и он уже как-то себя иначе чувствует, ведь все время пьянствовал! А теперь он стоит на клиросе и читает часы. Ах, как же хорошо! Вот дети с колодками на ногах пришли в церковь. Это ученики нашей школы. Стоишь и любуешься ими. Вдруг кто-то слегка ударяет тебя по плечу и говорит: передай свечку Божией Матери. Наступила суббота. Все готовятся к причащению. Исповедуются, друг у друга просят прощения, некоторые плачут. Благовестят уже в большой колокол. Народу много. У каждого по просфирке и у меня в руках просфирка. Я жду, когда я причащусь, то я ее тут же съем, чувствуется голод. А тут уже мама принесла вместе с другими из дома мне кое-какую пищу в церковь. Причастники после причащения Тела и Крови Господа садятся по сторонам около стенок и молитвенно едят принесенную им из дома пищу. Наконец запричастили всех и кончилась литургия. Все идут домой со светлыми лицами, в душевном покое и с радостным сердцем. В это время такие набегают светлые мысли, что хочется плакать, и всех целовать, и всех жалеть, и всех любить, и всем делать только одно добро, добро! На следующий день воскресенье! После сего дня опять наступает другой понедельник Великого поста, и снова слышишь опять-таки тот же самый покаянный призыв колокола, который с точно таким же самым умилением грустно зовет грешников к покаянию: бо-о-ом! Через минут пять опять то же самое: бо-о-ом! А тут снег тает; земля показывается, повсюду лужи, ручейки текут, уже жаворонки поют, уже и молодая травка появилась на бугорках обнаженной от снега земли, тепло, грачи кое-где появились. Ах, как же все это хорошо-хорошо! В это время хочется куда-то бежать, странствовать, идти на богомолье, хочется быть каким-то подвижником и т. д., и т. д.