Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших - стр. 13
Бойцы очень просили меня, чтобы я из него сделал песню. Исполнил их наказ я только в 60 лет.
После окончания битвы я оставался в Сталинграде еще около двух месяцев, чтобы добивать остатки войск противника. Некоторые фашисты были такими упертыми, что даже в этих обстоятельствах не хотели сдаваться.
Самый опасный эпизод из тех боев случился, если мне не изменяет память, 7 или 8 февраля. Наша батарея по-прежнему размещалась в районе поселка Калач. К этому моменту небо над городом уже патрулировали наши самолеты, и мне доложили, что в трех километрах от нашей батареи в засаде стоят замаскированные немецкие танки. Я тут же послал туда батарейную разведку. Они вскоре подтвердили, что, действительно, немецкие танки в засаде. И тут меня вызывают на наблюдательный пункт штаба. Ну, благо он рядом, бегу туда. Там начальник артиллерии меня спрашивает:
– Ты уже в курсе дела?
– Да, – говорю, – моя разведка уже подтвердила. Немецкие танки в засаде.
– Хорошо. Тогда беги на батарею. Танки вечно стоять не будут, в конце концов они на вас пойдут. И ты имей в виду – выбор у вас один: жизнь или смерть. Гвардейцы твои – стойкие ребята. Можешь объяснить им, что находитесь в таком положении. Готовь поточнее данные. Но и технику готовь к взрыву.
Здесь надо сказать, у нас приказ такой был: если что – «катюши» взрывать, чтобы они врагу не достались. И в каждой машине у нас было взрывное устройство. Остается командир орудия в машине и шофер, держат машину на газу. Я своим заранее команду дал: в случае промаха все должны уйти, отстреливаться. А командир орудия вместе с шофером должны были поджечь бикфордов шнур. Ну, он десять сантиметров в кабине, быстро горит. Коснулся огонь контактов – сразу взрыв и все взлетает в воздух вместе с теми, кто в машинах. И у нас уже все были готовы к этому. Я сам стоял возле первой установки. Если что, взорвался бы вместе с ней. Но умирать, конечно, не хотелось.
Подготовил я данные, перепроверил десять раз. Пересмотрел все четыре установки. Спросил у каждого из наводчиков, готовы ли они. Сам стал у первой машины. «Ну, – думаю, – теперь уж от нас самих наша судьба будет зависеть». Слышу по рации, мне кричат с командного пункта: «Идут!» Тут я даже не ответил, сосредоточился. И вижу: шесть танков, не спеша, грохочут гусеницами. Я пропустил их немного вперед, а потом кричу: «Огонь!» И через 5–7 секунд сразу как вылетело 64 снаряда осколочного и фугасного действия, чтобы и танки уничтожить, и пехоту, которая их сопровождала. Пять танков сразу загорелись, как свечки, и буквально взлетели на воздух, у них боекомплект сдетонировал. Шестой танк задымил и, отстреливаясь, свалился в ров. Наши добили его гранатами. Правда, один снаряд из пушки этого танка все-таки угодил в третью машину нашей батареи. В результате был смертельно ранен командир огневого взвода лейтенант В.И. Сафонов, тяжело ранен командир орудия, ранены водитель машины и наводчик. Но тем не менее уничтожили мы эти шесть танков. Уже 10 февраля (всего через три дня!) меня вызвали в штаб армии и вручили за уничтожение танков орден Боевого Красного Знамени. Сафонова посмертно наградили орденом Отечественной войны I степени. Весь остальной состав батареи также получил ордена и медали.