Я буду брать Тулоны в одиночку. Стихи не то корсиканца, не то новосибирца - стр. 2
лицо – алебастр,
в глазах – холодный свинец.
Носятся зайцы,
за ними проводники,
ковровой дорожкой рассыпали пачку «Зевы»,
а за окнами
желтых прожекторов кажут клыки,
чёрные дыры,
чёрного космоса зевы.
Землю грызёт желчно-жгучая желтизна,
чернотою изрезаны стволы белокожих берёз,
трудно немому голосистое знание знать,
суматоха вокруг и ирисковый анабиоз.
Я далеко,
я не брат
и не дядь,
и не зять,
я вроде плывущих мимо полей и казарм.
Как бы вам,
дорогие,
о виденном рассказать,
о том,
какая над вами нависла гроза?
В репродукторе запись тугая: «Речной вокзал»,
уходят мамаши
и бабки,
и кролики с зайцами.
Язык повернулся – и я рванулся назад,
а мне отвечают:
«Осторожно,
дверь закрывается»
Когда по наши пропащие души придут цунами,
будет небо над морем сизо, будто в СИЗО,
бахромою белёсой буруны побегут за нами,
оставляя на ткани моря тусклый узор.
С пеной у рта прогрохочут, что мы арестованы,
захохочут, сказав, что нам не сносить голов.
Но мы, у нас ведь сердца полны флогистона —
как жестянки консервов, расплавим цепи оков.
Босыми ногами по гальке сбежим от погонь,
и корсаров пойдём искать по затерянным пристаням,
гречневый/греческий в жилах у них огонь —
какая разница?! главное, чтобы расхристанные.
Таких и боятся щекастые морды в сале,
главное – чтобы стояли против попсы.
Когда поплывём под алыми парусами,
обмоткою опыта дрогнут густые усы.
Раскалится распятие мачты кровавым бинтом,
мачта обнимет небо корявыми реями.
И будут швартовы отданы, а потом
мы двинем без якорей, скорее, ведь нету времени!
С горя пойдут топиться пустые пирсы,
когда матросов Гольфстрим позовёт на шканцы.
Они оставят пыльные хартии и экзерсисы
и пойдут по воде, вослед за Летучим Голландцем.
Сребролюбия мимо, мимо затхлых таверн,
со штилем в горле – и ладно, и так натощак.
Чистыми будем! Братцы, свистать всех наверх!
Левым галсом пойдём – Буцефала зари укрощать!
Как долго нужно смотреть на воду, чтобы её опрозрачить?
Недели и месяцы, может быть, годы, покуда осядет взвесь.
Увидеть движение усиков рачьих,
увидеть утопший танечкин мячик,
И то, что песчинки веками прячут,
Вселенную, как она есть.
Поэтому зори лучше закатов, потому что приходят раньше.
Над лужей, закисшей в сером асфальте, летает мячом лапта.
Весело в такт похоронным маршам,
когда-то по-свадебному звучавшим,
в немытых веками асфальтовых чашах
рожу свою топтать.
Как долго нужно мир тормошить, чтобы он наконец затрясся,
и чтоб наконец отыскал дорогу маятник Агасфер?
Брошенный камень разгонит ряску,
и небо станет зеркалом ясным,
себя увидишь младенцем в яслях,
а в глазах у тебя – рассвет.
Шуре
Труба исходит дымною вереницей,