Взять хотя бы меня - стр. 45
– Мне кажется, она не может так себя вести, Мардик, – жаловалась я.
– Вполне может! А вот так, как ты ее заставляешь, она себя вести действительно не станет.
Как мне казалось, правдоподобно – это когда любовь побеждает всё. Джимми Дойл (герой Де Ниро) и Франсин Эванс (героиня Миннелли) могли осознать, что единственный способ быть вместе – это пережить все измены и понять друг друга. В моих набросках к сценарию фильм заканчивался тем, что они возобновили отношения спустя годы после развала их брака. По моей задумке, то настоящее, что случилось с ними, перевешивало все неприятности. Я была оптимисткой. Вокруг меня же разворачивался совершенно иной сценарий.
Несмотря на иррациональный страх перед Миннелли, я смогла взять себя в руки и посмотреть на Лайзу ее же глазами. Передо мной предстала беспризорница, бездомная девочка, которой жизнь нанесла немало травм. Она нуждалась в помощи и поддержке – всей, что могли дать ей окружающие, от хорошей роли в сценарии до заверений в конце съемочного дня, что она действительно отлично справилась. В каком-то смысле мы с Лайзой стали неразлучны. В фильме Франсин Эванс беременеет. В реальной жизни беременной была я, и Лайза требовала, чтобы я учила ее, как играть эту роль. В фильме ее героиня – уязвимая женщина, брошенная жена. В реальной жизни это была моя роль. Мартин с Лайзой сближались всё сильнее. Они начали засиживаться за работой допоздна, потом чуть ли не до утра. А потом поползли слухи об их романтических отношениях.
«Джулия, не сходи с ума, – приказывала я себе. – Мартину нужна свобода, чтобы творить. Так дай ему эту свободу. Он тебя любит». Ночь за ночью Мартин оставался в студии – работать. Я рано возвращалась домой и ждала его в пустом особняке, иногда звоня охранникам киностудии – узнать, не выехала ли из ворот его машина. Я боялась оказаться беременной и брошенной. Наш дом был всего в миле от виллы, где убили Шэрон Тейт, беременную жену режиссера Романа Полански.
Вскоре мы начали ссориться. Споры возникали на ровном месте и ни к чему не приводили, мы лишь чувствовали, как растут замешательство и усталость. О чем нам было спорить вообще? Мы были молоды и любили друг друга. И все равно ссорились. Мы не соглашались друг с другом в том, как закончить фильм. Мартин хотел жестокого конца, а меня пугала такая перспектива. Если Джимми Дойл и Франсин Эванс могут развестись, что тогда остается нам с Мартином?
– За десять миллионов долларов мы снимаем какое-то любительское кино, – начинал спор Мартин.
Терпеть не могла эту фразу. Я не считала, что во мне много сходства с Франсин Эванс. Не представляла Мартина как Джимми Дойла. Но в конце концов, мои мысли по этому поводу не значили ровным счетом ничего. Выдуманный, киношный мир побеждал реальную действительность. История, которую Мартин рассказывал в своей картине, захватила его воображение полностью. Он стал «проживать» ее в реальности. Теперь мы с Мартином были бедными несчастными влюбленными, хотя прогнозы, что давала нам когда-то Дита, обещали совсем другое.