Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы - стр. 61
В записках Шишков приводит один невесёлый анекдот, которому сам был свидетелем при гробе Суворова: «Князь Шаховской, лишившийся руки в одном из сражений, бывших под предводительством Суворова, смотря на него, сказал сквозь слёзы: “За тобою следуя, лишился я руки; встань! я с радостью дам себе отрубить другую”. Мы с ним прослезились, и, отдав последний поклон праху великого мужа, идём мимо часового, который при отдавании нам чести, казалось, насильно удерживался от плача. Взглянув на печальное лицо его, мы спросили: “Тебе так же, как и нам, жаль его?” Он вместо ответа залился слезами. “Верно, ты служил с ним?” – повторили мы свой вопрос. “Нет! – отвечал он, рыдая. – Не приведи Бог!”»
Суворов лишь при взгляде со стороны является символом пышных реляций о победах, а как выглядят кровавые битвы, рукопашные схватки, оторванные ядрами конечности и мгновенная смерть сотен людей – Шишков знал лучше многих; посему и ответ часового оценить мог.
Но разительное отличие между этим прощанием и похоронами императора Павла, убитого во время дворцового переворота в 1801 году, Шишков тоже заметил: «Погребение его отнюдь не походило на погребение князя Суворова: там видел я множество печальных и плачущих лиц, а здесь, идучи за гробом от Михайловского дворца через Тучков мост до крепости, из многих тысяч зрителей во всю дорогу не видел я никого, кто проливал бы слёзы. Казалось, все смотрели как бы на некое скорее увеселительное, нежели печальное зрелище».
При императоре Александре I Шишков на некоторое время удаляется от дел и двора, но уже в 1805 году становится директором вновь образованного Адмиралтейского департамента морского министерства и членом Морского учёного комитета.
К тому времени он возобновляет то, что можно назвать отложенной жизнью: занятия литературой, прерванные годами флотской службы и придворной деятельности.
Но Шишков не просто начинает писать – он одним из первых осознаёт, какое влияние может оказать словесность, русский язык, само отношение к нему на жизнь и будущность российской империи.
Ещё в 1803 году он издаёт работу «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», где пишет: «Ненавидеть своё и любить чужое почитается ныне достоинством… Пишем друг другу по-французски. Благородные девицы наши стыдятся спеть русскую песню… Дети знатнейших бояр и дворян наших… научаются презирать свои обычаи… говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своём никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но ещё многие из них сим постыднейшим из всех невежеств, как бы некоторым украшающим их достоинством хвастаются и величаются».