Вышивальщица - стр. 58

– Ты это… Не сердись. Мы не хотели. Нас Пашка заставлял.

Арина ему не поверила, но молчала. Сашка, воодушевившись, продолжил:

– Поклянись, что никому не скажешь!

– Могила!

– Бадеха в тебя… Короче, нравишься ты ему, сам сказал. Но смотри, если кому проболтаешься, тебе не жить.

– Нужен он мне больно… – поморщилась Арина. – Так ему и передай.

– А про ремень откуда узнала? Бадеха никому не говорил, даже Пашке. Только нам с Неделей.

– Он правда ремня получил? Так ему и надо! – обрадовалась Арина. —Саш, я правда не знала. Просто так написала, для рифмы. А что?

Сашке стало смешно. Влип Бадеха капитально, дома отодрали, в классе добавили… Просто так, для рифмы. Зоз заржал совершенно по-жеребячьи… И замолчал, наткнувшись взглядом на перекошенную от злости физиономию Родина.

– Ты это… Домой сегодня через главный вход не иди. Там Пашка ждать будет.

– А как же…

Сашка нагнулся к её уху:

– В девчачьем туалете окно во двор выходит, внизу клумба, прыгать мягко. На, держи. – И протянул ей карандаш «KOCH-I-NOOR». – Я не украл, я так, на время взял… Классный карандашик.

Из школы Арина «вышла» через окно, высокий первый этаж преодолела без страха, на клумбу спрыгнула, не испытывая угрызений совести, протиснулась между прутьями ограды и домой пришла в прекрасном расположении духа.

◊ ◊ ◊

Класс недоумевал: гроза школы, мелкий пакостник и воришка, Сашка Зоз всю перемену о чём-то разговаривал с Зябловой, и в ухо ей шептал, и смеялся, и Арина смеялась. А Валентиша не наказала её за стишок, и родителей в школу не вызвала. «Шедевр» декламировали всем классом, а самые отчаянные заменяли «кренделя» общеизвестным синонимом и договаривали недописанное последнее слово вслух.

Аринино «А что?» было принято, что называется, единогласно. Риторическую фигуру речи, вопрос-утверждение, не требующий ответа в силу его крайней очевидности, седьмой «А» применял грамотно и весьма активно.

Валентина Филипповна задавала себе вопрос: что же случилось с робкой девочкой, которая три года пасовала перед грубостью, отступала перед наглостью, а на уроке боялась поднять руку? И вдруг взорвалась как петарда. На такой поступок не осмелился бы никто из класса. И ответить, как ей ответила Арина, никто бы не посмел. Надо будет побеседовать с её опекунами…

Звонок Вечесловым ничего не дал.

– Девочке шестнадцать лет, время взросления, гормональная перестройка организма, – сыпал словами Иван Антонович. – И если вы, педагог, не можете с ней справиться, что уж говорить о нас, мы ей даже не приёмные родители. Опекуны.

– Вы хоть знаете, что она сделала?! Она стихи написала, с матерным словом. На доске. Перед уроком. И если вы не примете мер…