Выбор - стр. 14

– Истеричка ты, а не психолог! – кричу ей вдогонку.

Мать стоит, как вкопанная, и непонимающе смотрит то на меня, то в след убегающей девчонке.

– Мужлан неотёсанный, – доносится из прихожей.

Мужлан? Кто вообще сейчас так говорит?

– Мужлан неотесанный, – как-то само по себе вырывается из меня.

Плевать, что могла услышать хозяйка. Мне плевать сейчас на все. Я хочу уйти.

Господи, это же надо?!

Пытаюсь отыскать свою кожаную куртку. Ха-ха, кожаную, ага! Из кожи овцы такой же, какой я сейчас и являюсь по сути. Внутри бушуют ярость и обида, поэтому судорожно перебираю куртки на вешалке.

– Александра Вячеславна, простите ради Бога. Господи! Да что же это такое… – причитает женщина. Вот именно, что это, мать его, такое?! – Максим, он… он… – подбирает слова.

– Он хам, – помогаю закончить мысль Полине Андреевне. Кажется, так зовут эту милую женщину.

– Он бывает груб, да. Господи, мне так стыдно, – сокрушается бедная женщина и устало качает головой.

Мне ее жаль. Искренне жаль. Не знаю, кем ей приходится этот недоумок, но она явно не в восторге от него и его поведения.

– Прошу вас, останьтесь. Данила вас так ждал, – умоляюще смотрит на меня Полина Андреевна.

Нахожу свою куртку и стою в одном надетом кроссовке. Мне неприятна вся эта ситуация, но я немного остыла и готова рассуждать трезво. Почему, собственно, из-за какого-то козла я должна менять свои планы? Мне с ним не работать и, надеюсь, пересекаться мы больше не будем. Может, он вообще гость или сосед, который просто зашел на чай.

– Я не отказываюсь от работы с Данилой. Давайте вы будете привозить его в Центр?

– Даня сам попросил, чтобы вы приезжали к нам домой, – печально произносит Полина Андреевна. – Это для нас многое значит. Он практически четыре года никого не подпускал к себе, даже друзья не могли к нему попасть. Закрывался. А вас вот… – она замолкает, и мне отчетливо видно, как по ее лицу катится горькая слеза отчаяния.

Жалость карябает мою душу. Не могу я отказывать людям. Не могу и всё.

– Хорошо, – вздыхаю и сдаюсь. – Проводите меня к Даниле, пожалуйста.

Вешаю свою «кожаную» курточку обратно, снимаю один кроссовок и иду за Полиной Андреевной. Мы проходим через гостиную, и я краем глаза смотрю в сторону дивана, но наглеца там не вижу.

Хорошо.

Его нет.

Облегченно выдыхаю.

***

– Сынок, к тебе пришли! – осторожно приоткрывая дверь, говорит мама Дани.

Ее тон смягчился, в нем появилось тепло и умиление. На лице – легкая печальная улыбка. Она горюет. И уже давно. Это заметно.

Когда она разговаривала с тем самым Максимом, кем бы он ей не приходился, от нее исходила покорность, смирение… даже страх.