Второй концерт Рахманинова как национальная идея: критика, полемика, интервью - стр. 25

Зиновий Зиник, поздравляя меня с прошедшим днем рождения, посоветовал менять религию хотя бы раз в год. Замечательное предложение, Зиновий. Если я постоянно буду чувствовать вечность за своей спиной, чувствовать пульс исполинского сердца мира, я готов менять религию ежесекундно. В доме с крепкими стенами приятно устраивать сквозняк. Религия – стадия духовного падения по сравнению с духовностью вымышленного или реального золотого века. Зато теперь человек всегда должен пребывать в становлении, развитии, невзирая на опасность и даже находясь в ее поиске. Иначе жизнь оборачивается лишь прозябанием, над защитой которого, похоже, трудятся лучшие умы эпохи. Главное, чтобы религия оставалась при этом религией. То есть полагала, что человек не может быть единственной мерой вещей. Что существует нечто более высокое и недосягаемое, ради чего и стоит жить. Ибо человек, который не стремится себя преодолеть, перестает быть собственно человеком.

Публикации и отзывы последнего времени, посвященные «Гвидеону», навели меня на мысль о систематической ошибке, совершаемой нами то ли по неведению, то ли из ложной скромности. Авторы видят в «Гвидеоне» обыкновенный толстый журнал, наполненный стихами и рассказами, реагируют на них в меру своей искушенности, но наотрез отказываются воспринимать факт существования издания как части целостного проекта, ценность которого видна лишь в комплексе с остальной деятельностью «Русского Гулливера». «Дух дышит где хочет» – ключевая фраза, лозунг, наиболее четкое объяснение «Поэзии в действии». То есть «гулливерусы» склонны видеть поэзию не только в литературных опытах классиков и современников – мы готовы видеть ее в их действиях. И более того, склонны эти действия совершать.

Уже в первом нашем манифесте было однозначно сказано: «Поэзия может изменить мир». Недовольство пессимистов по этому поводу было предсказуемо, но его провоцирование не являлось целью наших действий: задачи-то другие, великие. Нота была взята высокая, планка поднята до предела. Я понимал, что удержать на этой планке авторов «Гулливера» и «Гвидеона» не удастся, и ориентировался лишь на наиболее преданных членов арт-группы, представлявших в те времена так называемый «Орден Гутуатеров». Отсутствие дисциплины, веры в неминуемое исполнение задуманного, попытки бытования как в составе «Русского Гулливера», так и в мелкобуржуазной литературной среде – быстро показали неосуществимость «рыцарского градуса» проекта. Я приводил примеры «Четвертого пути» Гурджиева и King Krimson Роберта Фриппа в качестве образцов поведения, но литераторами, уверенными, что главная их задача – литературная известность, понят не был. Сиюминутных выгод моя позиция не давала. Я говорил об изменениях в невидимых мирах и получал в ответ лукавые улыбки. Мои соратники уверенно существовали в мирах предметных, умело работали с книгами и напитками, а разговоры о «жизни духа» воспринимали лишь как необходимую абстракцию, надстройку поэтического труда.