Всей землёй володеть - стр. 26
Она торопливо засеменила по всходу[95], поднялась по скрипящим, видно, давно не чиненным ступеням; высоко вздёрнув гордую голову, прошла, не глядя на коленопреклонённую челядь, в тёмные сени.
За холодным крытым переходом потянулись просторные палаты в византийском вкусе. Голубая зала, пурпурная, зелёная. Мария брезгливо скривила губки, поморщилась, оглянулась на Всеволода.
– Какое убожество! Да разве можно эти горницы сравнить с Палатием?! Там – золото, красота, свет. Рыцари в доспехах, турниры, веселье. А здесь у тебя… Как в монастыре.
Всеволод смолчал. Глянул задумчиво на её нарядный головной убор, сплошь затканный розовым новгородским жемчугом, на изузоренные золотой сканкой колты[96] у неё над ушами, в которых переливались аравитские благовония.
Жарко топили печи. Мария распахнула бобровый коротель[97], недовольно хмыкнула.
– Захолустье! Всюду грязь!
Всеволода вдруг прорвало. Жалобы жены, нелюбимой им вовсе, эти вечные надоедливые стенания вызывали в душе его глухое раздражение.
Не сдержавшись, князь злобно рявкнул:
– Хватит! Наслушался твоих глупых речей! Ещё раз такое скажешь, в самом деле поедешь в монастырь, грехи отмаливать! А то возомнила о себе невесть что!
– Как смеешь ты! – вскипела высокородная гречанка. – Да ты ведаешь ли, кто я такая?! Мой отец – сам базилевс!
– И что же?! Полагаешь, родичи твои тебе помогут? Да нужна ты им! – Всеволод пренебрежительно махнул рукой. – Ты ведь даже не порфирородная[98]. Ты родилась, когда твой отец ещё не был императором.
Губы Марии побелели от ярости. Ещё мгновение, и она бросилась бы на князя. Задыхаясь от возмущения, княгиня сумела лишь злобно прошипеть:
– Ты заплатишь за эти слова!
Круто повернувшись, она змеёй метнулась прочь. Неудачно подвернувшаяся под руку смуглая холопка-печенежинка получила хлёсткую пощёчину.
Всеволод, смачно сплюнув, вернулся в сени. Подозвал молодого грека-евнуха из свиты Марии.
– С княгини очей не спускать! – резким голосом приказал он.
Грек покорно склонился, ударив челом оземь.
– Сделаем, светлый князь.
Брезгливым жестом руки Всеволод отстранил скопца.
Подошёл к кадям с капустой, остоялся в холодных сенях, остудил охвативший разум гнев, улыбнулся даже, сам не ведая чему.
Подумалось: одна радость у него – сынок, Владушка. Дай ему Бог стать сильным, мудрым, справным на рати. Чтоб был сын под стать своим деду и прадеду.
…Наверху, в покоях, суетились челядинки. Из поварни шёл щекочущий ноздри аромат готовящихся яств. Всеволод поднялся по крутой лестнице наверх и заглянул в светлицу, где на ворсистом персидском ковре играл маленький Владимир. Размахивая ручонками, ребёнок бросал в стену деревянные игрушки.