Вселенная Тарковские. Арсений и Андрей - стр. 23
Вновь вспоминается фотография Льва Горнунга, на которой отец и сын играют в шахматы в квартире на Щипке в конце сороковых.
Можно допустить, что Арсений Александрович тогда проиграл Андрею. Просто не ожидал от собственного сына такого напора, изобретательности и взрослого здравомыслия. Был уверен, что, начав хитрить, нисколько при этом не сомневаясь с собственных силах, исход партии решит быстро и без особых усилий. Но нет, ошибся. Попытался хитрость обратить в мудрость и рассудительность, но было поздно – шах и мат.
Конечно, был изумлен этим обстоятельством и тут же начал говорить громко, восхищенно, не без затаенной обиды, разумеется, но и в то же время не без гордости за сына, всякий раз обращаясь при этом к Марусе, которая наблюдала за происходящим как-то отстраненно, с полуулыбкой на лице. Видела перед собой не сына и его отца, своего бывшего мужа, а двух своих сыновей – старшего и младшего.
Сказала, что пошла на кухню ставить чай.
Громыхнула чайником, достала папиросы, открыла форточку и закурила.
Спички «Балабановские».
В кухне и на лестнице в коридоре под потолком постоянно горит лампа-дежурка.
Чайник гудит.
У Гликманов, соседей сверху, звучит пианино – Шопен, вальс до-диез минор.
Андрей ходит к ним заниматься музыкой. Делает это с нежеланием, хотя у него абсолютный музыкальный слух.
Из противоположного крыла дома, где находится общежитие, слышны пьяные крики и вихляющее граммофонное исполнение «Девушки из Мадрида» Толчарда Эванса.
Уже потом на кухню приходит Арсений, и они вместе молча курят.
Но в этом молчании говорится больше, чем в долгих и заунывных разговорах, что тянутся далеко за полночь, в выяснении отношений, в скандалах, за которые потом бывает стыдно, а в результате оказывается, что не сказано ничего.
Лампа-дежурка мерцает под потолком, и кажется, что это просто умерла вчерашняя жизнь, вчерашние голоса, а новых голосов и не разобрать.
На следующее утро мать, как всегда, к восьми утра идет на работу в типографию, что на Валовой улице.
Эпизод в типографии из сценария фильма «Зеркало», который вошел в окончательный вариант картины:
«Она подошла к окну, за которым бушевал ливень, и шум его сливался с мерным тяжелым рокотом машин огромной типографии, занимавшей в Замоскворечье целый Квартал…
Мать. Я, пожалуй, пойду в душ. Где же гребенка?
Елизавета Павловна. Боже мой, ты знаешь, на кого ты сейчас похожа?
Мать. На кого?
Елизавета Павловна. На Марию Тимофеевну.
Мать. Какую Марию Тимофеевну?
Елизавета Павловна. На!
Мать. Что «на»?
Елизавета Павловна. Ну ты же гребенку ищешь? На!