Все равно моя - стр. 18
Внезапно становится слышен плач ребенка из заднего сиденья.
Поджимаю губы, безмолвно матерясь. Ребенок в аварии - это самый треш. Если взрослые сами виноваты в нелепых авариях, то из-за необдуманных поступков страдать приходится детям.
Палыч подходит к задней двери, открывая и доставая рыдающего мальчика. Он вроде бы цел. Наверное, страх выплёскивается в нем крокодильими слезами.
- Мама! Я хочу к маме! – кричит он, пытаясь вырваться.
- Все с твоей мамой будет хорошо, - обещаю ему, ещё сам не совсем уверенный в этом. Травма головы – это как русская рулетка. Никогда не знаешь, где аукнется.
Не теряя времени, подключаем гидравлический аварийно-спасательный инструмент и начинаем пробираться к ней, используя дверной расширитель.
Дверь поддается. Снимаю краги с рук и протискиваю руку внутрь, чтобы она не упала на снег, когда откроем дверь на весь проем.
Пальцы начинает покалывать от прикосновения к нежной коже.
Все! Харе! Угомонись уже! Не она это!
Надо просто увидеть лицо этой девушки, чтобы меня отпустило… Всегда отпускает.
Дверь открывают, и я ловлю ее, укладывая на руки. По-хорошему пострадавшую надо положить на ровную поверхность и не трогать до приезда скорой, но я не могу. Это что-то сильнее меня. Как магнитом тянет к ней. Сам не понимаю почему. А ещё ее запах…
Сглатываю.
Неосознанно в груди сдавливается от распирающего чувства. Аккуратно отодвигаю волосы, что закрывают лицо, стараясь не касаться небольшой раны на голове, и зависаю.
В первый раз после стольких лет ожидание и реальность сходятся. И это как атомный взрыв. Перестаю дышать, глядя на нее.
Это она...
Моя Диля…
И кажется, будто и не было этих семи лет в разлуке. Будто сейчас она откроет свой невероятные глаза, и все снова будет как прежде.
Но, к сожалению, как прежде, уже никогда не будет. И в этом моя вина. Но выбора у меня не было.
Нащупываю на шее пульс.
- Жива…
- Надо привести в чувство. Принесу аптечку, - говорит ничего не подозревающий Мир.
Кто бы знал, что я сейчас чувствую, держа ее на руках. Не хочу отпускать. Так у меня остаётся иллюзорное ощущение чувства полноценности. Я так привык жить с этой болью, чувствовать себя неполноценным из-за того, что она далеко от меня.
Пообещал себе, что как бы дерьмово мне не было, я ни за что не буду влезать в ее семью. Не имею право.
Хотя и порывался пару раз поехать туда и увести от мужа. Но Дилькино счастливое лицо, склоненное тогда над коляской возле ее дома в городе, отбило всякое желание лезть к ней со своими чувствами. Понял, что она перегорела и стала счастливой. Но уже без меня…