Все пути твои святы - стр. 3
– Динамит нужен. – Мрачно сообщил Виктор Страусу и пошарился в рюкзаке. Взрывчатки было ровно на одну вышку. А если попадется красная «качель», как у Мэри? До озера еще час ходу, не меньше. Он взорвет сейчас вышку, а потом «качель» перемелет его косточки и выплюнет в черное болото. – Вышка впереди.
– Обойти нельзя? – спросил Страус.
Виктор вздохнул и принялся закладывать динамит возле вышки, не дожидаясь согласия Страуса. «Сочувствуешь, гнида, – подумал он, – беспокоишься о своих первопроходцах. Небось, игигов боишься, сучонок. Спишут в утиль и в огненное море сбросят, что на северном полюсе Черной. А мне нового Страуса дадут, который план будет выполнять и обо мне заботиться…».
– Нельзя. Ровно на тропе, су… Прости, забыл.
– Взрыв разрешаю. Новый динамит получишь на вечернем сборе.
– А если еще одна вышка будет или «качелька» встретится? Что тогда будем делать? Подохну я, а тебя, тупую скотину, перепрограммируют.
– Будем считать, что я не слышал твоих слов, землянин. Ты помнишь правило тридцать четыре?
Конечно, он помнил. Среди ночи разбуди и спроси, все как на духу скажу: «Заключенный не имеет право оскорблять боевой механизм СТРА-Инк-Ги, сопровождающий его на тропе. Грубые выражения на любом языке, задевающие честь игигов или их технику, запрещены. Заключенный наказывается лишением двух рационов еды. Грубые выражения, которые не задевают честь игигов, так же запрещены. Их использование карается лишением одного рациона еды». Вот так.
Мы вас поимели, а вы, милые, даже пикнуть не можете. Ибо останетесь без жрачки. Чувствительные такие, суки! Подавай им грязную работу и язык литературный. Может еще стихи в честь Страусов сочинять? Виктор представил себе игига, который где-то на центральной базе прослушивает все переговоры между заключенными и их Страусами. И слышит такой диалог. «Мать вашу, бога в душу, как же я дальше поползу без вашего гребаного динамита на эту сучью вышку?». А Страус в ответ: «Так, сукин ты сын, израсходовал свой гребаный динамит, а по правилам, так их и так во все места, не могу я тебе дать больше ни хрена!».
Сидит этот игиг, чистенький такой, безносая сволочь, в белом костюмчике и зенки свои круглые так и таращит, ничего не понимая. И соображает он, как велик и могуч русский язык и как много на нем выразить можно, и как для него это оскорбительно, потому как их игигский примитивно звучит, как ни поверни. Впрочем, Макс говорил, что на английском тоже запрещено ругаться. Один Борис Натанович на древнеарамейском легко кроет пришельцев, у которых в базе данных только иврит нашелся. Везет же старичку!