Все пути твои святы - стр. 25
Виктор вспомнил, что в пылу словесной битвы, пан Варшавски не раз ее за кончики пальцев хватал. И тут он все понял. Мозг словно лавой обожгло, а сердце к горлу подпрыгнуло и там застряло. Не может быть… Впрочем, это ведь не окончательно. Просто он ее заболтал, своими философским сказками мозги запудрил. Мэри, чудесный цветок и эта жаба…
Нет, Виктор отказывался верить, не хотелось. Он и так жил надеждой, а иначе черной стеной вставало отчаяние. Что-то там придумывал, воображал. Машенькой называл и улыбался своим мыслям, засыпая. Нет, ничего пошлого, совсем, наоборот, цветочки, птички какие-то в голову лезли. И Царские горки за рекой. Он бы ее покатал с ветерком и еще за два круга бы приплатил. А потом на реку повел бы, поплавать в прозрачной водичке.
Впрочем, нет уже там речки, осушили ее игиги, прямо перед бунтом киберов и серой пакостью забросали. Зачем, никто не знал. Он вяло со всеми попрощался и полез в кольца. И странное дело, сейчас это чудо изобретательского разума его не пугало. Нисколько не волновало сердце, которое только недавно назад вернулось из горла, где дышать не давало, мятежный орган. Из колец он точно перед Страусом вылез, хорошо на Черной планете ночи чернильные, ни зги не видно.
– Я все. – Радостно сообщил Страусу, да только радость была наигранной. Лучше бы он сегодня и не встречался на заброшенной базе с группой. Отоспался и нервы бы сберег. Позже узнал бы, – не так больно бы пришлось. А впрочем, так тебе, студент, поделом, решительней надо быть. Она ведь ждала, что хоть пару слов нормальных скажет, а он, как невменяемый, как сучий потрох, как сумасшедший игиг! Про Страусов, про сны свои, никому не нужные. Слюнтяй, тюфяк, одно слово, не то что Варшавски, – красавец, кровь с молоком. – Открывай ворота, птичка моя!
– Я боевой механизм-охранник, – отозвался Страус и открыл люк, – а не птица.
– Страус ты железный, чурбан бесчувственный. Меня никогда не жалеешь.
– Ничего подобного, – отозвался Страус и что-то внутри него сильно хрустнуло, – я очень сочувствую твоей диарее. Каждую ночь больше часа.
Виктор остановился и посмотрел на Страуса. Заглянул в его потухшие ночью окуляры, ничего кроме тьмы не увидел, и так и не понял, шутит боевой механизм СТРА-Инк-Ги или по программе ему положено выражать сочувствие арестантам в особо тяжелых случаях.
Глава 5
Нельзя было останавливаться. Знал ведь, как заповедь себе в голову вбил: никаких остановок на тропе, но все же взгляд оторвать не мог. Всем сказал: убью любого, кто из джунглей «сувениры» притащит. Грозно так сказал, даже Макс поверил, а он звездолетчик бывалый. Никто не брал ничего, даже если сверкало, как алмаз, даже если стоило как десять звездолетов. Нельзя. Чужая планета, агрессивная среда.