Все пути твои грешны - стр. 31
– Подожди, ты уверен?
То был исторический момент, хотя все уже было решено. Никто из них не думал, что может произойти, если разбудить спящего игига. А как же ненависть к «божественной» расе? Они клялись отомстить тем, кто растоптал Землю, прекрасную, живую планету, полную кислорода и воды. Они впитали в себя ненависть с пищей приемных родителей, они тысячу раз поднимали тост за то, чтобы игиги сдохли. Это не обсуждалось… Леванский опустил руку и глаза его потухли, сделались непроницаемыми и холодными, как у мертвеца. Это могло означать: уйди с дороги! Но Корнею не хотелось верить. Он сделал вид, что не заметил. Просто не увидел, отвернулся и ушел в тень.
«Гроб» с принцессой раскрылся и она ожила, жадно вдохнула, вздрогнула своим ослепительным обнаженным телом и застонала. Ах, какая уязвимость, какая хрупкость. Движения плавные, как у царицы. Открыла глаза. Корней помнил, как напряглось все его тело, как побежал электрический ток от затылка до пят, словно похолодало на десять градусов, голова закружилась. Никогда еще с ним такого не было, будто в сети на дыру наткнулся или шокером сам себя ударил. Не мог он смотреть ей в глаза.
Все там было: океаны и моря, и небо, и просторы, и воздух, и смех. Впервые в жизни он пожалел, что неуклюж с женщинами, что не красив: слишком короткое тело, красная кожа, широкоплеч, – увалень, а не красавец. Вот Леванский, другое дело – грудь колесом, высокий, стройный, нос всегда держит по ветру, мастер красивых слов… И тут Корней понял, что все-таки открыли они ящик Пандоры, а назад его закрыть невозможно. Да и кто решится? Леванский вон уже ей по-джентельменски руку подает, помогает встать. Эх, дьявольское семя, не бывать уже прежней дружбе между ними! Он подал девушке одежду, которую до этого нашел на корабле. Она улыбнулась и накинула ткань, потом глаза прикрыла и чуть пошатнулась.
Леванский на руках понес ее на Ангус, решил, что она голодна. Сутки спала принцесса из их темной сказки, а они стояли и любовались сквозь стекло, как высоко вздымается ее грудь, как едва приоткрыт ее маленький рот, как бледна идеальная кожа и как витает ангел сна над ее безмятежностью. Молча стояли, только толкали иногда друг друга, чтобы проверить, чего там товарищ делает, пока другой занят невинным созерцанием. Когда они наконец ушли спать, она проснулась.
Первой пришла к Корнею, разбудила, на чистом кеттском извинилась и попросила прощения, что доставила им неудобства своим присутствием. Корней размяк. Он был уверен, что такая красотка не посмотрит на него даже издали, не то, что будет такой приветливой. «Ангел», – подумал он и слово «игиг» запретил себе произносить.