Всё началось, когда он умер - стр. 21
С вызубренными за Анной Юльевной словами «врач, исцелися сам» Катя отправилась к экстрасенсу. И выдержала три сеанса. Сначала разобрались с какими-то семью каналами. Потом наблюдала за рамкой, медленно вращающейся над страницами толстой книги. И, наконец, молодой еще, но изможденный человек преподал Кате науку впередсмотрящих, чтобы больше не спотыкалась. «Когда вы хотите есть, Катюша, вы ведь заглядываете в холодильник, а не в помойное ведро, – смело предположил он. – Вот и не копайтесь в прошлом, в свалке неудач».
– Мой холодильник пуст, мастер, – сообщила Катя, расплатилась и, проигнорировав льстивые заверения в необычности своего случая вперемешку с намеками на гибель от порчи, ушла.
Больше о самоубийстве она не помышляла. Некогда стало. Холодильник пуст! Да у нее вообще не было этого электробытового прибора. Наложить на себя руки, не обзаведясь собственным холодильником в начале двадцать первого века? Так много нельзя было требовать от Кати Трифоновой.
И вновь пришлось спешить на работу, читать письма родственников, целоваться в парках с нищим гитаристом, самонадеянно привязавшимся к ней возле дома экстрасенса и не отстававшим целых полтора месяца, завтракать у Голубева… Дались ей его котлеты! Катя уже устала подтрунивать над собой. Раньше она такой доброй девочкой была: делилась всем подряд, легко голодала, угощала друзей на последние деньги. Теперь научилась припрятывать, заначивать, врать, что у нее нет. И главное – впав в безрассудство щедрости по пьяни, долго потом жалела истраченное на других, высчитывала, как долго могла на этом продержаться сама, и старательно припоминала, много ли добра видела от окружающих. Но той, прежней, она себе больше нравилась. Не должно приглашение к столу быть событием, что бы там Анна Юльевна ни говорила про заграничную прижимистость, как бы ни призывала ей подражать, дабы не тратить время на досужую болтовню. А ведь за последний год Андрей Валерьянович Голубев был единственным человеком, угостившим Катю. Стыдно бредить едой. Однако, если дорогие колготки рвутся на второй день, если новые сапоги начинают промокать через месяц, даже если в них ходить посуху, если отказываешься не только от вкусного, но и вообще от всякого – забредишь тут.
Кате Трифоновой на пороге квартиры Голубева вдруг так жалко себя стало, что, вдавив кнопку звонка, она заплакала. И сбежать не успела – Андрей Валерьянович без промедления открыл дверь.
– Я не из-за котлет, я из-за флюорографии, – тихо прогнусила Катя и шумно разрыдалась.
Успокоилась она на плече Андрея Валерьяновича. Извинилась. Объясняться и корчить строгую рожу было глупо.