Все хорошо - стр. 28
Он что, только что назвал меня мисс Фитч?
– Сэр, мы знакомы?
Он грустно улыбается.
– Вы ужасно подавлены.
– Подавлены, подавлены, – эхом повторяет мужчина, сидящий справа.
А Толстяк подвывает, уткнувшись в ладони.
– Внутри у вас все умерло.
– Умерло, умерло…
– Вы растеряны, вас унесло в бензодиазепиновое море.
– Вы плещетесь в его черных волнах.
– Откуда вы все это знаете? – спрашиваю я. – Вы… У вас тоже проблемы со здоровьем? Мы с вами в одной лодке?
– В одной лодке, – повторяет Толстяк.
А третий мужчина принимается хихикать.
Толстяк уже истерически хохочет, все так же прикрывая лицо руками и мелко трясясь всем своим необъятным телом.
Но Непримечательный по-прежнему смотрит на меня с убийственной серьезностью.
– Я ваш товарищ по несчастью, мисс Фитч. Я такой же, как вы.
Он достает из внутреннего кармана платок. Темно-красный платок. На вид шелковый. Я думала, матерчатыми платками уже никто не пользуется.
– Возьмите, – говорит он и протягивает его мне.
Я качаю головой, но он не отстает. Все машет алым лоскутом у меня перед носом. «Сдавайся, сдавайся». В конце концов, я все же беру у него платок и аккуратно промакиваю им уголки глаз. Шелк на ощупь холодный и почему-то влажный.
– Спасибо, – говорю я. И смотрю на сидящего рядом Толстяка. Тот уже повалился на барную стойку. Уткнулся своим красным пятнистым лицом в сгиб локтя, но стакан из руки так и не выпустил. – С ним все в порядке?
– С ним? О да, все чудесно. Он в расцвете сил.
Третий мужчина усмехается и небрежно облокачивается спиной о барную стойку. Лица его мне по-прежнему не видно.
Непримечательный салютует мне стаканом. В нем плещется что-то золотистое. И очень красивое.
– Золотое снадобье, – говорит он.
И бармен наливает мне в стакан такой же золотистый напиток.
Непримечательный смотрит на меня так пристально, что это просто невыносимо. Скользит по моему лицу мрачным взглядом, а сам весело улыбается, будто я – какой-то забавный сон. Потом салютует мне бокалом и бормочет какую-то ерунду. Мне даже кажется, что он произносит слова задом наперед.
Не сводя друг с друга глаз, мы осушаем бокалы. Толстяк все так же лежит на стойке, а высокий, как я подмечаю, покосившись на него, слегка светится.
«До дна, до дна. До последней капли! Нырни в золотой огонь. Утони в пламени. А теперь отправляйся, насвистывая, гулять по золотому пляжу».
– Лучше? – спрашивает Непримечательный.
– Да, – отвечаю я.
И это правда. Музыкальный автомат теперь играет «Голубые небеса»[4]. И мне кажется, что внутри у меня тоже распахнулось голубое небо. Незамутненная лазурь. Костей я не чувствую. И кровь моя вдруг стала легка, как воздух. Кажется, я сейчас снова расплачусь, но нет, на моих губах играет улыбка.