Время животных. Три повести - стр. 26
– А как насчёт «сека – бура – козёл»? – хищно спросил Санька.
– Я не умею, – простодушно отвечал мужчина вполне интеллигентного вида лет пятидесяти от роду. – Подкидной дурак – вполне увлекательная и совершенно безобидная игра. А про азартные игры столько всего неприятного сказано и написано. Просто жуть берёт!
– Это уж точно! – легко соглашался шифрующийся под порядочного обывателя Быка. – Один мой сосед по… в общем по санаторию, связался, блин, с дурной компанией – так без штанов остался. Про бабки я уж не говорю. Всё подчистую просадил! Да ещё должен остался. Потом, когда из санатория откинулся, пришлось тачку за долги продавать и сеструху в аренду сдавать…
– Это как? – не понял интеллигентный попутчик.
– Ну, она у него проституцией подрабатывала, – сообщил доверительно Быка. Санька двинул его локтем в бок и внушительно кашлянул.
– Да, об этом писали в этом… как его, блин… «Криминальном рабочем», – выруливая из ситуации, авторитетно пояснил Быка.
– А что, и такая газета появилась? – почти с восхищением воскликнул попутчик.
– Спрашиваете, – отвечал со знанием дела Быка. – То ли ещё, папаша, у нас появится! Говорят, Гагарина нашли!
– Да что вы? – искренне изумился разгорячённый рюмкой сосед.
– Точно я вам говорю, – горячо зашептал через столик с закусками Быка. – Во Флориде на вилле живёт.
– А Серёгин? – серьёзно спросил всезнающий интеллигент. – Они, помнится, вместе на «Миг-15» летели.
– Про этого врать не буду, – серьёзно отвечал Быка. – Надо с питерскими корешами перетереть. У них с Чикаго – прямая линия. Вас как по имени – отчеству, а то неловко как-то пить за здоровье, не зная за чьё?
– Илья Петрович Бухвиц, ваш покорный слуга! – отрапортовал мужчина.
– О-о! Очень приятно! – поднимая очередные сто граммов, отвечал Быка. – У нас в санатории тоже отдыхал один… Илья, Гольдманом звали. Санька был готов провалиться сквозь вагонный пол и даже ниже! Чтобы разрядить ситуацию, он щёлкнул клавишей магнитофона и, услышав пугачёвского «Арлекино», сообщил, что давно мечтает сходить в ленинградский цирк, на что уже изрядно захмелевший Быка заявил, что нынешние цирковые фокусники – это полный карточный беспредел, одна, блин, краплёнка! Санька понял, что с Быкой всё впустую и подлил соседу водки. Дальше они стали азартно рубиться в дурака, и уже интеллигентный сосед удивлял Саньку восклицаниями типа «А я её по усам!» и «Кроме буб всех юб!». Но вскоре водка возымела своё окончательное действие, и Санька предложил стелиться. Изрядно опьяневший Бухвиц, с испугом глянув на вторую полку, выразил серьёзные опасения на предмет «залезания в столь высокие покои». Тогда Санька махнул рукой и, вспомнив про свою молодость, стал укладывать благодарного попутчика на нижнюю – свою полку, а сам постелился выше. Когда Бухвиц захрапел, истосковавшийся по самым элементарным человеческим чувствам Быка бережно перевернул того на бок, и храп тут же прекратился. Санька при этом вспомнил, что когда начинали храпеть в казарме, то в направлении храпа обычно бросали кирзовый сапог, а то и предмет поувесистей.