Время сомнамбул - стр. 4

– Вот что, – откинувшись на сиденье, глухо сказал человек, ставший Вторым, – привяжите меня сегодня к кровати.

– Вместе со мной, – эхом отозвалась Третья.

Так и сделали. Но это не помогло. Всю ночь супруги ворочались, ёрзая под одеялом, пытались перегрызть толстые корабельные верёвки, и дети слышали, как они выли, словно волки на луну. Но хуже было другое, нечто постыдное – непроизвольное мочеиспускание, будто к обоим вернулся детский энурез, которого на самом деле раньше и в помине не было, так что утром пришлось перестилать мокрые простыни. Это делали дети, самих супругов подобная мелочь уже не раздражала, они относились ко всему с нараставшим равнодушием, а в их молчании слышалось: подумаешь, пустяк.

Во вспышке лунатизма пока не видели ничего угрожающего, хотя слухи о нём разлетелись по городу.

– Подумаешь, бродят ночами, – смеялся в пивной Иван Грач, охотник на полярных волков, известный балагур. – И не такое видали. Возьму их в следующий раз с собой в тундру, чтобы не скучать. Или этого выпивоху, Неклясова, с которым недавно раздавили поллитровку и потом ещё добавили, пока не допились до чёртиков.

Полжизни Грач провёл среди льдов, бродя по исхлёстанной ветрами равнине, и, ночуя летом в чахлых зарослях карликового колючего можжевельника, росших на белёсых проплешинах ягеля, считал это за счастье. Возвращаясь из далёких экспедиций с ворохом волчьих шкур на санях, он шёл в пивную и, вознаграждая себя за длительное молчание, трещал часами со случайными посетителями, которым заблаговременно, чтобы им было неудобно уйти, покупал выпивку. Он попадал в массу переделок, о которых мог рассказывать до закрытия пивной, несмотря на отсутствующие взгляды и подавленные зевки. Грач был рубаха-парень, свой в доску, готовый прийти на помощь в трудную минуту, и, услышав про Варгиных, не откладывая, отправился из пивной в огромный сруб на берегу. «Неужели всё так плохо? – готовил он речь по дороге. – Не сердце же, тьфу-тьфу, не опухоль какая, в конце концов, ночные прогулки полезны – и воздухом подышишь свежим, и жирок растрясёшь». Настраиваясь на подобный тон, он заготовил ещё несколько шуток, которые вылетели из головы, когда он увидел мятое, будто со сна, лицо Второго.

– Что, так плохо? – только и смог пробормотать он, едва поздоровавшись.

– Отдал бы половину оставшейся жизни, чтобы избавиться от этого, – устало сказал Второй. Он всего-навсего зевнул. Обнажились жёлтые, редкие зубы. Потом ещё раз, уже дольше. Но этого хватило, чтобы Грач мгновенно вспотел.

– Ну, отдыхай, а я, пожалуй, пойду.