Время сомнамбул - стр. 3
Выпустив фонендоскоп, врач с притворной виноватостью развёл руками. На мгновенье замерев, он молча посмотрел в глаза пациентов, стараясь не мигать, и, посчитав, что этого вполне достаточно для выражения сочувствия, которого не было и в помине, выписал супругам снотворное – одно на двоих. Дети у Варгиных были уже взрослыми, старший сын завёл машину, на которой привёз родителей, а младший, пока брат до побеления суставов вцепился в руль, усадил их на заднее сиденье – номера Второго и Третьего. Оставшись один, врач посмотрел в зеркало, запустив пятерню в редевшую шевелюру, подумал, что состарился, так никуда и не вырвавшись из этой проклятой глуши, куда попал после университета и откуда уже на следующий день мечтал убежать хоть на край света, выбраться любой ценой, бросив всё – и ненавистный кабинет, и бесконечных, унылых пациентов, одних и тех же, которых потом встречал на улицах – а куда деваться, в этой захолустной дыре не разминёшься, – и ему стало до слёз жаль себя. Потом он вспомнил супругов-лунатиков, скривился, пожалев, что не сказал им пары слов в качестве банального утешения, как того требовала врачебная этика, про которую он давно забыл – а кто виноват? опять же эта чёртова дыра! – продлевая движение, пятерня почесала затылок: а всё-таки, что это за ерунда такая? Этот вопрос, такой естественный для любопытного студента, каким он был, обычный даже для мало-мальски уважающего себя медика, не задавался им уже много лет. Нет, надо всё же сделать им энцефалограмму или направить на магнитно-резонансную томографию. Да, пусть просветят им головной мозг. Покажет что, или не покажет, но он обязан их проверить, хотя бы для очистки совести. Но завтра, завтра. Внезапно вздрогнув, врач отскочил от зеркала: и как он мог забыть – сейчас идёт футбол!
На обратном пути Варгины ехали в угрюмом сосредоточенном молчании и, не сговариваясь, завернули к Неклясову – как-никак сосед первым проторил дорожку, на которую они ступили, и, глядя на него, можно было представить, что их ждёт. Утаптывая на крыльце снег, они с полчаса звонили, стучали, колошматили сапогами по раздолбанной двери, так что она тряслась под ударами, готовая сорваться с петель, но никто так и не открыл. Припав к заиндевевшему стеклу, услышали слабое шуршание – по полу безбоязненно скреблись крысы. Сквозь оттаявшее пятно в темноте разглядели силуэт человека на постели – неподвижного, как в летаргическом сне. Младший сын хотел было выбить окно.
– Живой, – остановил его отец. – Мертвеца бы крысы жрали.
Махнув рукой, он зашагал к машине. Сын снова сел за руль.