Размер шрифта
-
+

Время собирать камни - стр. 9

«Я готов вас субсидировать».

«Чаво, чаво?» – одновременно спросили несколько мужиков.

«Я выделю вам землю в счёт будущего урожая».

«Это как же так барин! – всплеснул руками Фома. – Землицы, стало быть, не даёшь, а соберём урожай, ещё и хлебушко заберёшь!»

Мужики загалдели.

«Поймите вы неразумные!– закричал Пётр. – Я даю вам свободу».

«Да на хрена нам свобода! Чо нам её с кашей есть?!» – орал Фома, брызгая слюной.

Мужики угрожающе гудели. Пётр посчитал, что благоразумнее ретироваться, пока дело не закончилось худо. Вечером он вызвал старосту. Тот долго выслушивал его пространный монолог о необходимости перемен в жизни крестьян, а затем, почесав затылок, сказал: « Эх, барин, зря вы всю эту кутерьму затеяли! Ить мужики как разумеют: « Мы барин ваши, а землица наша». Пущай всё по-старому остаётся, так-то оно лучше будет».

Больше о реформах Пётр не помышлял. Вёл жизнь обыкновенного помещика, спал до девяти утра, за тем принимал доклад старосты. После чего запирался у себя в кабинете и с упоением читал Вольтера и прочих французских вольнодумцев. С соседями отношения не поддерживал, изредка встречался со своими старыми друзьями, теми, кому удалось избежать каторги или ссылки после декабрьского восстания.

Так прошло несколько лет. В ноябре 1830 года в Королевстве Польском вспыхнуло восстание, Пётр решил ехать туда, чтобы с оружием в руках воевать против тирании.

Но оказалась не нужен он высокомерной польской шляхте. Разобиженный Одинцов уехал в Париж, где прожил год. После чего вернулся в своё имение. Больше Пётр о переустройстве мира не помышлял. Впрочем, в дни приезда Алексея, они подолгу спорили о путях преобразования России.

Укладываясь на кровати, Одинцов улыбнулся, вспомнив о старшем брате, и тут же заснул.

***

Аносова разбудил Сашка Лежин. Пьяный он, ввалился на квартиру к другу.

– Эх, Володя славный штос мы сообразили на постоялом дворе с Бошняковым, – сказал он, усаживаясь в кресло. Потянувшись, продолжил: – Понтирую>7 на крестовую даму, Бошняков банкует. Первая талия>8, моя карта убита>9. Снова понтирую, надогнул>10, а зря, обрезался>11 и опять моя карта убита. Думаю: «Что-то больно фартит уважаемому Павлу Афанасьевичу, не иначе тёмными картами >12играет».

Рассмеявшись Лежин, продолжал рассказывать:

– Вздумалось тому по нужде выйти, а взял и обменял колоды. В банке уж три империала>13, а у меня в кармане пусто. Я иду ва-банк! И что ты думаешь? Талия моя! Эх, славная была игра! Эта бестия Бошняков, в последнее время свёл дружбу с Пьером Листовым, а тот известный пройдоха, вот и обучил сию обезьяну всяким штучкам. Ну да пёс с ними! У тебя есть вино?

Страница 9