Время собирать камни - стр. 28
Впрочем, ничего страшного в этом нет. Графиня скоро уедет, и Аносов её благополучно позабудет. Тогда-то мы с ним весело посмеёмся над всей этой историей.
Владимир умиляет меня своей наивностью. Он напоминает моего старшего брата Петра. Между мной и братом двенадцать лет разницы, но порой мне кажется, что старший из нас я, а не Пётр.
Зимой тридцать первого года, когда я ещё был юнкером в Александровском училище, братец пожаловал в Петербург. В один из вечеров мы пошли с ним во «Французский театр» Апраксина>39. Там давали Шиллера: «Коварство и любовь» с Молчановым>40. Как Пётр рыдал над этой пьесой! Удивил он тогда меня изрядно.
Брат по-прежнему, как и в юношеские годы мечтает осчастливить всё человечество, только не знает как. В голове его роятся множество прожектов, которые разбиваются в прах, соприкоснувшись с реальностью.
Взглянувши пристально на Петра, можно найти в нём много недостатков, но, несомненно, одно, человек он глубоко порядочный, и не способный на подлость.
Аносов как мне кажется из той же породы. Впрочем, я могу и ошибаться».
Положив перо на стол, и закрыв чернильницу, Алексей, сцепив пальцы на затылке, откинулся на спинку стула.
«Эко непогода разыгралась, – подумал он, глядя в окно, – как говорила наша ключница Дуняша: « В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит». Да уж больно дома сидеть не хочется, а охота, как известно пуще неволи. Пойду к Федякину, развеюсь».
Одинцов встал, надел мундир, и крикнул денщику:
– Василий, подай шинель и фуражку.
Посетителей в ресторации было не много. За одним из столиков ужинал генерал Офенберг, компанию ему составляли полковник Штольц и господин Бошняков. Издали раскланявшись с ними, Алексей прошёл в бильярдную. Там у окна расположилась компания офицеров. Драгунский поручик Белозёров что-то рассказывал. Судя по всему, история была весёлая, потому как вся компания хохотала. Подойдя, к ним, Одинцов сказал:
– Ваш смех слышан даже на улице. О чём Игорёк, ты так занятно повествуешь?
– Вспоминаю как Коленька Федосеев, будучи юнкером, убеждал меня, что, не может быть свободолюбивой мысли под армейской кокардой. Любил шельмец повторять: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». От былого вольнодумства не осталось и следа. Сейчас Федосеев целыми днями гоняет свой взвод, лишь бы заслужить одобрение Прусака.
– Причина служебной ретивости его всем известна, это Поленька Офенберг. Посему данный факт служит смягчающим обстоятельством Николаю, – пожал плечами Одинцов, – кстати, автор этих строк, господин Грибоедов, так же прислуживал начальству и весьма ретиво.