Временной парадокс. Искушение герцога - стр. 58
– Итан? – настороженно позвала Джулия, вновь ощутив тревогу от перемены в герцоге. На последней фразе, казалось, еще немного, и он что-нибудь сломает.
– Она промолчала о том, что стала кровить, – выдохнул он, вернув себе контроль болезненным усилием воли. – Постеснялась говорить мне и, испугавшись, отправилась к своей матери под предлогом. Но теща, вместо своевременной и экстренной помощи, отказалась обращаться к специалистам: она сказала, что это невообразимо, чтобы мужчина лез под юбку герцогини. Они скрывали это от меня до последнего, думая, что причина просто в излишней взволнованности Терезы. Они ждали, что она в отчем доме оклемается, придет в себя, успокоится, и все тревоги исчезнут. Я приезжал каждый день на протяжении четырех дней, и на четвертый меня не пустили к жене, сообщив, что она слегка недомогает.
Джулия молчала, зная, что не может перебивать. Герцог выглядел так, будто сейчас видел привидение – не меньше.
Потому, несмотря на то, что Джулии было неприятно, почти больно слышать историю герцога, она молчала, надеясь облегчить его ношу.
– «Слегка», – с чувством невыносимой потери и сожаления усмехнулся холодно и жестоко он, и нервным жестом потер рукой рот. – Представляете? – задал он вопрос, но ответа не ждал. – Мне сообщил тесть, когда скрывать уже было невозможно: повитуха больше не слышала сердцебиения ребенка, а Терезе становилось только хуже, – практически выплюнул он слова, которые норовили застрять в глотке, причиняя невыносимую боль и грозясь придушить. Джулия затаила дыхание, а в зеленых глазах блеснули слезы, которые она поторопилась сморгнуть, боясь, что это оскорбит герцога: одно дело выслушать и дать выговориться, другое – испытывать жалость к мужчине. И графиня понимала, что жалости Итан не потерпит. Потому со всей силы стиснула пальцами веер и сжала челюсти. – Я поднял на ноги весь Лондон, но не успел. Привезенный мною доктор выделил час на то, чтобы попрощаться: он уже ничего не мог сделать. Тереза не продержалась и получаса…
Вновь возникло молчание. Джулия не знала, что сказать в такой ситуации, а Гранту и не нужны были сожаления и оправдания.
– Она практически не называла меня по имени, – произнес он в пустоту словно в недоумении, поморщившись, даже не смотря на притихшую Джулию. – Даже на смертном одре, прося прощения за то, что подвела и не смогла стать мне достойной женой, – невесело хмыкнул он. – Она назвала меня «милорд». Я не могу вспомнить, как звучит мое имя из уст моей жены.
Джулия хотела было что-то сказать, но поймала себя на том, что чуть было не позвала его по имени, и осеклась, услышав, как затрещал хрупкий веер.