Врата Мертвого дома - стр. 128

Лишённые кистей руки вдруг обвили её. Голос Геборика донёсся словно издалека.

– Всё в порядке, девочка, всё хорошо. Ты можешь перестать кричать, Фелисин. Не нужно больше кричать.

Она свернулась клубком среди камыша. Боль от укусов сменялась онемением – на ногах, вокруг глаз и ушей, во рту. Прохладное, мягкое онемение. Фелисин услышала, как её вопль стих.

– Рой прошёл дальше, – сказал Геборик. – Благословение Фэнера им не по вкусу пришлось. Мы в порядке, девочка. Протри глаза – сама увидишь.

Она не пошевелилась. Слишком легко было просто лежать, чувствовать, как по телу растекается онемение.

– Очнись! – рявкнул Геборик. – В каждом укусе – яйцо, оно выделяет яд, который умертвляет плоть, размягчает её. Превращает тебя в пищу для личинок внутри яиц. Ты меня понимаешь, девочка? Мы должны убить эти личинки – у меня есть тинктура в сумке на поясе – но ты должна её наложить, понимаешь? Безрукий старик сам не сможет этого сделать…

Она застонала.

– Проклятье! Да очнись же!

Он её ударил, толкнул, затем пнул ногой. Фелисин выругалась и села.

– Хватит! Я очнулась! – Губы онемели, поэтому слова выговаривались невнятно. – Где эта твоя сумка?

– Вот. Глаза открой!

Веки и плоть вокруг глаз так отекли, что Фелисин почти ничего не видела, но всё вокруг освещало странное голубоватое мерцание, лившееся от татуировок Геборика. Его слепни не укусили ни разу. Благословение Фэнера им не по вкусу.

Старик указал на поясную сумку.

– Скорей! Из яиц вот-вот вылупятся личинки и начнут есть тебя – изнутри. Открой сумку… вон, чёрная бутылочка, маленькая. Откупоривай!

Фелисин выдернула пробку. И отшатнулась от горьковатого запаха.

– Одну каплю на палец, затем вдавить её в ранку, глубоко. Затем другую…

– Я… я не чувствую ранок вокруг глаз…

– Я тебе подскажу, девочка. Быстрей!

Кошмару не было конца. Тинктура – зловонная, тёмно-коричневая жидкость, окрасившая пальцы в жёлтый цвет, – не убивала новорождённых личинок, а выгоняла их наружу. Геборик направлял её руки к ранкам вокруг глаз и ушей, и из каждой, извиваясь, медленно выползала личинка. Фелисин вытаскивала их из отверстий от укусов – каждую вялую от ядовитой тинктуры личинку длиной с обрезок ногтя. По видимым укусам можно было догадаться, что́ происходило вокруг глаз и ушей. Во рту горечь тинктуры переборола яд слепней, так что у Фелисин закружилась голова, а сердце забилось очень быстро. Личинки посыпались на язык, словно зёрнышки риса. Она сплюнула.

– Мне очень жаль, Фелисин, – проговорил Геборик, когда она закончила. Он с сочувствием рассматривал укусы вокруг её глаз.