Врата Афин - стр. 49

– В разгар битвы путаница бывает большая. Может быть, я неверно истолковал твои намерения.

Голос прозвучал скрипуче, но в глазах Мильтиада мелькнуло облегчение. Ксантипп видел, как сильно ему нужна победа, – и победа была. Он с сожалением подумал, что, наверное, за справедливость следовало бы бороться усерднее. Но в ту ночь в воздухе пахло кровью и фенхелем, и у него просто не было ни сил, ни страсти для борьбы – только усталость и равнодушие.

– Я рад, что ты понимаешь, – сказал Мильтиад. – День был особенный. Мы – марафономахи, отныне и навсегда. Всякий раз, пробуя семена фенхеля, я буду думать об этом месте.

Ксантипп поклонился ему, оказывая честь, которой тот не заслуживал, и, прихрамывая, спустился по склону в лагерь, где уже храпели его друзья. Он не думал, что заснет, но заснул.

Гонец Фидиппид принес весть о победе накануне вечером, пробежав от Марафона до Афин вдоль побережья за рекордно короткий срок. Достигнув агоры, он воскликнул: «Возрадуйтесь, афиняне! Мы победили!» Потом сел на скамейку посреди ликующих горожан и потер грудь, как будто ему стало больно. Когда наконец сообразили принести вина, герой был мертв, его великое сердце остановилось.

Эта маленькая трагедия не могла омрачить торжество целого города. Когда колонна гоплитов появилась в поле зрения, ее встретили бегущие по дороге дети. Все население Афин вышло оказать почести победителям. Повсюду были женщины, украсившие себя цветами, готовые целовать возвращающихся воинов. По такому случаю рабам был предоставлен свободный день, и даже чужаки-метеки оторвались от работы посмотреть на бронзовых героев, добывших такую великую победу.

Интересно, думал Ксантипп, сколько восторженного народа сбежалось с холмов, когда стало известно, что гоплиты победили. Он видел поток людей и повозок, покидающих город, когда распространилась весть о высадке персов. Многие еще уходили, не подозревая, что воины Афин остановили вторжение и устранили угрозу.

Он проснулся рано, окоченев так, что не сразу смог сесть. Потом, несмотря на ощущения в теле, присоединился к молодым мужчинам в пробежках по берегу и простых упражнениях, чтобы размять ушибленные конечности. Удивительно, что, получив столько царапин и синяков, он ничего о них не помнил. Его грудь и правая рука были в ссадинах, а на бедрах виднелись странные отметины, как будто его царапали когтями. Ночь унесла из бухты половину тел, другие все еще покачивались на мелководье, придавленные тяжестью доспехов.

Запах становился сильнее, и Мильтиад заявил, что хоронить мертвых – работа не для гоплитов. Они свое дело сделали накануне. Рытьем могил, переписью оружия и ценностей могли заниматься сопровождающие и рабы, тащившие обозные тележки. Они-то бездельничали во время битвы.