Враг моего мужа - стр. 12

Я не хочу ничего трогать в комнате, потому прохожу к креслу, присаживаюсь на самый краешек, как примерная девочка, складываю руки ладонями вверх на коленях и жду. Чего? Или лучше спросить “кого”?

Минуты текут, словно густой кисель. Теряю терпение, встаю, принимаюсь ходить из угла в угол. Растираю лицо руками, босые ноги щекочет мягкий ворс ковра, в котором утопаю практически по щиколотку, в горле пересыхает — безумно хочу пить. Если я начну кричать и биться в дверь, потребую воды, меня хоть кто-то услышит? Сомневаюсь, потому что звуки чужого веселья проникают даже сквозь стены моего узилища.

Я стою у стола, пытаюсь разглядеть хоть что-то в темноте за окном, а за спиной снова проворачивается ключ. Не поворачиваюсь, так и смотрю, точно завороженная, впереди себя, а чужие шаги всё ближе. Терпкий аромат щекочет ноздри, и я прикрываю глаза. Крымский.

— Повернись, — в голосе Артура ни капли мягкости или теплоты. Только вечные льды и требовательность.

Он совсем близко — спиной чувствую давление его ауры, тяжёлой и мрачной. Крымский злой и опасный, и я это понимаю прежде чем медленно оборачиваюсь и встречаюсь с его стылым взглядом. Совершенно холодным, чужим, но… не равнодушным.

Я делаю крошечный шажок назад, упираюсь попой в стол и хватаюсь за него руками так сильно, что ноют суставы. Но это не делает расстояние между нами больше — напротив. Крымский становится будто бы ещё ближе, и меня обжигает жаром его тела и почти звериным ароматом: острым и пряным. Он ставит свои руки поверх моих, между нами исчезают в этот момент даже жалкие миллиметры расстояния. Артур напирает всем телом, без намёка на ласку, в единственном желании подавить, и наклоняется ниже, к самому уху.

— Я бы мог тебя прихлопнуть за одну секунду. — Нет, это не угроза, это всего лишь констатация факта. — Я так и собирался сделать, веришь?

— Верю, — и не лукавлю. И даже почти готова к такому развитию событий.

— Зато я не верю тебе ни на грамм, Зла-ата Романова, — его тяжёлое дыхание щекочет мою шею, ощущается на коже, как ожог. — Но твоя гордость, упёртость и вместе с тем покорность… меня это, мать его, заводит. Я не могу понять, кто ты такая, какая ты. Меня это бесит, у меня не получается просчитать. Но я найду ответ, Злата, обязательно найду. И если это он тебя послал, я убью тебя.

Я пытаюсь оттолкнуть его, дёргаюсь вперёд, но Крымский обхватывает мой затылок рукой, крепко удерживает, спутывает волосы пальцами, и его губы сминают мои властно и неудержимо, с дикой яростью голодного хищника.

Терзают. Мучают. Пытаются подчинить.