Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры - стр. 110

В России популяризация теории Месмера происходит с оглядкой на ее европейскую репутацию. С. М. Громбах полагал, что в России первой ласточкой в лечении животным магнетизмом стали попытки А. Г. Бахерахта в 1765 г. лечить магнитом зубную боль [Громбах 1989: 135, со ссылкой на «Санкт-Петербургские ведомости» (1765, № 42)]. Это, конечно, не так: идея Бахерахта использовать для лечения зубной боли магнит может быть только весьма ассоциативно связана с (еще не опубликованным в это время) учением Месмера о магнитном флюиде (занятно, впрочем, что в том же 1765 г. медицинская коллегия сделала Бахерахту выговор за то, что он «оными магнитами торговал, продавая их чрезвычайною ценою») [Энциклопедический словарь 1891: 210]. Как бы то ни было, модная новинка достигает российской столицы к середине 1780-х гг. В 1785 г. английский физик, член Лондонского королевского общества Жан-Гиацинт Магеллан в письме к конференц-секретарю Петербургской академии наук астроному Иоганну Эйлеру, сообщая о научных новостях, спрашивал, известна ли уже русским академикам теория животного магнетизма (абсурдная, по мнению Магеллана) [Ученая корреспонденция 1987: 40]. Можно ответить за Эйлера: известна – и не только академикам. В авторском пояснении к оде «На счастье» (1789) Г. Р. Державин прокомментирует строки, упоминавшие о магнетизме («Как ты лишь всем чудотворишь, / Девиц и дам магнизируешь»), воспоминанием о том, что уже «в 1786 году в Петербурге магнетизм был в великом употреблении. Одна г-жа К. занималась новым сим открытием, пред всеми в таинственном сне делала разные прорицания» [Львов 1834: 20]. А. Т. Болотов в «Памятнике протекших времен» (1796) рассказывает упоминаемую Державиным историю подробнее. Появление в Москве, «а более в Петербурге» магнетизирования Болотов связывает с деятельностью некоего майора по имени Бланкеннагель, производившего «оное над несколькими особами. <…> В особливости славен был <…> пример, сделанный с одною бригадиршею, госпожою Ковалинскою. <…> У ней был чем-то болен сын; и как лекаря его лечили и не могли вылечить, то решилась она <…> дать онаго в волю г. Бланкеннагеля. Он магнетизировал его несколько раз; старался довести до сомнамбулизма, дабы чрез то от самого ребенка сего узнать, какая у него болезнь и чем его лечить. Говорят, что ребенок сей и доводим был несколько раз до сомнамбулизма, и <…> сказывал что-то; но г. Бланкеннагель был тем недоволен и объявил, что он слишком еще молод и не может совершенно быть намагнетизирован, и потом уговорил наконец самую его мать <…> дать себя магнетизированием довесть до сомнамбулизма, дабы она могла во сне пересказать все желаемое и чем и как лечить ребенка. И сей-то пример был наигромчайшим из всех. Она не только сонная будто говорила и многим, не только присутственным, но <…> и <…> находившимся за несколько сот верст, больны ли они или здоровы, и чем больны, надобно ли им или нет лечиться, и чем именно; но не только сие, но сонная будто написала даже удивительные стихи». Предсказания бригадирши не сбылись, а ее ребенок умер, но сама история послужила предметом общественных пересудов и была сообщена императрице, повелевшей «господину магнетизатору сказать, чтоб он ремесло свое покинул или готовился бы ехать в такое место, где позабудет свое магнетизирование и сомнамбулизм» [Болотов 1875: Гл. 319]. Реакция императрицы на деятельность Бланкеннагеля вполне объясняется ее неприязнью к любым видам экстатического и магического врачевания, напоминавшего ей, быть может, о «шаманизме» ненавистных масонов (см. сатирическое изображение «шамана» в антимасонской комедии Екатерины «Шаман Сибирский», написанной в том же 1786 г., когда разражается скандал с новоявленными магнетизерами). Но просветительские декларации со стороны власти плохо согласуются с интересом образованного общества (в частности, тех же масонов) к тому, что активно обсуждается в Европе. В 1789 г. Н. М. Карамзин, собираясь в путешествие по Европе, обращается в письме к И. К. Лафатеру за советом: «Что должно думать о магнетизме? <…> Это во всяком случае слишком важное явление, чтобы я оставил его незамеченным во время моего странствия по свету» [Карамзин – Лафатер 1893: 48]